Мать недовольно покачала головой.
— Если бы на бал неожиданно явилась какая-нибудь сказочная принцесса, это могло бы спасти положение… — неожиданно произнес батюшка. И именно это явилось последней каплей.
— Ну, разумеется! Дочь лесного царя из Нидерау! — раздраженно бросила мать. — Идите же, сын мой, и займитесь, наконец, делом.
Он стоял у окна, и взгляд его блуждал по поверхности раскинувшегося внизу темного моря Дункльвальда. Где-то там, в низовьях реки, следуя логике названия, должно было находиться Нидерау — таинственная страна, которую местные поэты-романтики населяли эльфами, феями и волшебниками.
В действительности земли с таким названием не существовало. Для местных жителей оно издавна служило обозначением некоего загадочного Нигде, куда не так просто попасть и откуда не возвращаются. Вслух упоминали эту страну чаще всего в шутку. Про мужчин, уходивших на войну или на заработки, о которых долго не было вестей, говорили раньше: "Ищи его в Нидерау!" Теперь, когда железные дороги изменили представление людей о пространстве, все сыновья и мужья, покинувшие семьи в поисках лучшей доли, поголовно числились уехавшими в Америку. Нидерау же сделалось прибежищем безвозвратно потерянных вещей, сбежавших жен, вероломных любовников и пропавших без вести самоубийц. В еще более давние времена, "шлюхами из Нидерау" называли женщин, занимавшихся ведовством. Как человеку, не чуравшемуся общения с простонародьем, все это было ему прекрасно известно. Но как человек, воспитанный на чтении книг, он не мог избавиться от того особого очарования, каким было овеяно это название, притягательное в своей таинственности.
Монах Нитгард, автор средневековой хроники Санкт Эммерама, сообщал, что безымянная жена легендарного Унды, пришедшего со своим народом в долину, была королевой Нидерау. Легенда эта, призванная всего лишь объяснить название княжества, повторялась из книги в книгу и в новое время стала своего рода основанием национального чувства. Старинные гобелены, украшавшие теперь стены одной из гостиных, изображали Унду и его соратников в виде светловолосых голубоглазых великанов в римских доспехах (очевидных немцев) мирно подчиняющими себе жителей леса — низкорослых темноволосых полуголых людей (видимо, галлов), облаченных в плащи из листвы. Завоеватели вручали завоеванному населению молот, наковальню, плуг с железным лемехом и кирку для добычи мергеля. Благодарные аборигены преподносили в ответ саженцы яблонь. Цветущая яблоня была изображена на княжеском, а затем и на королевском гербе Оберау: покоренное население, полностью растворившись среди более цивилизованных пришельцев и утратив название своей страны, оставило после себя память — яблоневые сады, издавна бывшие главной гордостью этих мест.
Однако события нынешнего столетия вытеснили Нидерау даже из этой овеянной легендами древней эпохи. В "Журнале общества любителей истории, литературы и сельского хозяйства" появилась заметка одного краеведа (скрывшего свое имя под инициалом "Н."), где убедительно доказывалось, что король Унда был предводителем мелкого кельтского племени, жена его в лучшем случае была дочерью местного вождя или жреца, а все население долины в те далекие времена — как завоеватели, так и завоеванные — было мелким и темноволосым.
Зачем понадобилось это восстановление в правах галльского духа — было понятно. Дед ныне здравствующего монарха прибыл в Оберау офицером Великой армии (в каком именно чине — обычно умалчивалось) и был усыновлен бездетным Гортензием XI из соображений лояльности к Императору. Сын нантского торговца, Луи Лемерль, впоследствии правивший под именем Алоизия I, не имея аристократических предрассудков, женился на дочери главы городского совета, и довольно быстро стал своим в Оберау. Настолько, что после распада Рейнского союза он провозгласил себя королем и, блюдя государственный интерес, даже вступил в антинаполеоновскую коалицию, выставив несколько десятков солдат. В состав Германского союза крошечная земля Оберау уже вошла как королевство.
Национальному чувству обитателей долины эти новейшие исторические изыскания нисколько не повредили. Однако предпринятое на страницах "Журнала" оправдание "галльской династии", относило историю короля Унды в те далекие времена (до появления в этих землях германцев), когда таких слов как "Nieder" (нижний), "Ober" (верхний), или даже "Au" (речная пойма) еще не существовало. Так в результате научного обоснования верноподданнического чувства волшебная страна лишилась своего последнего прибежища — истории. Единственным пространством, где существование Нидерау оставалось еще возможным, были народные поговорки и мечты неизлечимых романтиков. Что будет, когда их не останется вовсе?…