«Хватит!» — царевич изо всех сил захлопнул себе ладонью рот, чтоб не взвыть от ужаса. — «Или я прямо сейчас выйду туда, к костру, или…»
Отсеченное продолжение этой мысли гласило: «Или я сейчас отсюда ТАК побегу!..» И он одной недрогнувшей рукой раздвинул шиповник, а другой потянулся к рукояти меча. И рука его застыла в воздухе, потому что в эту секунду он осознал, что третьей рукой он все еще зажимает себе рот.
Мгновенно проведя инвентаризацию всех своих частей тела, Иван обнаружил, что рука у рта была не его, и еще в процессе нашлось нечто холодное и острое, уткнувшееся ему прямо в шею, что спокойствия ему отнюдь не добавило.
Предпринять какую-нибудь глупость царевич не успел, потому что в этот же самый момент кто-то (предположительно, хозяин неучтенной руки и холодного оружия) жарко дыхнул ему в ухо:
— Иди вперед и не трепыхайся. Дернешься — отрежу голову.
Неестественно прямо, изо всех сил стараясь не делать лишних движений (он даже глазами повести боялся), Иван попер прямо через кусты на полянку к костру.
— Стой! — скомандовал тот же голос, — Сколько вас здесь, говори!
— Кого? — попытался скосить глаза Иван.
— Дурака не валяй, — с угрозой предупредил голос, и Иван вдруг подумал, что маньяк с кинжалом, кажется, едва ли старше его. Это придало ему некоторой смелости, и он почти не дрожащим и не испуганным голосом вдруг почему-то прошептал:
— Я один. Я заблудился. Я на огонь пошел. Я ничего плохого не сделал. Я только перночевать, то есть, переночевать, хотел попроситься.
Давление кинжала заметно ослабло.
— Да, ты и впрямь не из них, — задумчиво проговорил голос. — Может, ты и вправду заплутал. Тебя как зовут?
— Иван. Царевич. Из Лукоморья я.
Было слышно, как кинжал скользнул в свои ножны.
— Да повернись уже, — буркнул голос.
Иван повиновался. Прямо перед ним стоял то ли юноша, то ли еще мальчик, в неопределенного в темноте цвета холщовой рубахе, подпоясанной ремнем, на котором и висели ножны с устрашающих размеров кинжалом, больше похожим на короткий меч, по всей видимости, тем самым, который еще несколько секунд назад царапал шею царевичу. Темные штаны были заправлены в стоптанные (это было видно даже в темноте) сапоги, из голенищ которых торчало еще по одной рукоятке. Темно-русые, до плеч, волосы были перехвачены узким кожаным ремешком. Ничто не указывало на то, кем бы мог быть Иванов новый знакомец.
— А ты кто? — закончив осмотр, спросил Иван.
— Отрок Сергий, — степенно ответил подросток. — А прозвание мое — Волк. Но меня обычно Серым кличут, так что я привык. Ты тоже можешь меня так звать.
— Серый Волк, — попытался пошутить царевич, и тут же подумал, что, наверное, каждый, кому Сергий представляется, всегда говорит одно и то же, и ему стало немного неловко.
— Ничего, — как будто уловив его мысли, Серый поспешил успокоить Ивана. — Не ты первый, не ты последний. Что само на язык просится, то и сказать не грех. А за прием неласковый ты уж прости меня. Не хотел я никого пугать…
— А я и не испугался! — вскинулся Иван.
— …просто народец тут всякий ходит, — не прерываясь, продолжал Серый, — что не поостережешься — сам без головы останешься. Ну, да ладно, чего там говорить, садись давай, вон, мясо поспело, наверно.
На костре, насаженное на прутики вперемежку с грибами, действительно поджаривалось мясо, нарезанное («Тем самым ножом, наверное», — подумал царевич) большими бесформенными кусками.
— Оленина? — спросил царевич, больше для поддержания разговора, чем из любопытства.
— Конина, — бросил через плечо отрок, протыкая куски одним из засапожных ножей. — Нарежь пока хлеба, вон там, в суме возьми, — и ткнул ножом себе за спину.
Переметная сума лежала рядом с седлом. С трехглавым лукоморским орлом. Под седлом лежало нечто, завернутое в плащ, по форме похожее на большое блюдо. При виде его догадка Ивана переросла в уверенность, и кровь бросилась в лицо. Но только когда на глаза Ивану попался огромный том, раскрытый посередине, обратив к черному беззвездному небу неровные гребешки выдранных страниц (с триста сорок второй по триста сорок седьмую, невольно обратил он внимание), он, не помня себя от ярости, вырвал из ножен меч, размахнулся, и с диким воплем опустил его на спину Волка.