Но тот же самый разговор может дать иной, неинтересный оборот: «Это у архангелогородцев?.. Я всегда говорил, что поморы — умный народ! Ломоносов… кхе-кхе… И губернатор, видимо, там не дурак…»
Это уж совсем иное дело. Такой поворот на всю жизнь остался бы в памяти как непоправимая потеря. Нужны какие-то энергичные и неотложные меры.
Собственно, речка Ухта только одной из своих излучин заходит в вологодские пределы, но как раз на этой петле и открыты выходы нефти. К тому же там нет пограничных столбов. Одно спасение — не дремать. Встать твердой ногой на исконно вологодской земле и первым начать какие-нибудь работы, а там видно будет…
Сегодня губернатор ожидал на доклад председателя губернской земской управы, который недавно выезжал в Петербург для решения ухтинских дел. Земцы оказались людьми неповоротливыми, вдобавок скептиками, и это настораживало графа.
Розовый и гладкий, с тонкой, искательной улыбкой, председатель управы поклонился и, мелко прошагав к столу, разложил на нем приготовленный доклад. Возникла минута напряженной тишины, когда подчиненный старается уловить направление мыслей своего начальника. Сейчас, однако, председателю уловить этого не удалось.
— Слушаю вас, — непроницаемо сказал граф, прохаживаясь по кабинету.
Под его подошвами сухо скрипел старый, потрескавшийся паркет. В окно ломилось ослепительное весеннее солнце, дробясь в стеклах на миллионы веселых зайчиков. Небо в окне было такое прозрачное и безмятежное, что председателю казалось и неестественным и ненужным рассуждать ныне с угрюмым графом о каких-то запутанных делах в медвежьем Ухтинском крае. Но он отвел взгляд от блестящих губернаторских сапог и скрепя сердце открыл папку.
— В Санкт-Петербурге нас слушало Особое междуведомственное совещание под председательством Коновалова… Вы его знаете — действительный статский советник, — начал он. — Ухта, как и следовало ожидать, признана заведомо нефтеносной. Но тем не менее… нам отказали. Дорога на Ухту обойдется не менее двухсот пятидесяти тысяч рублей, ваше сиятельство. Казна не может взять на себя такие расходы.
«Значит, уже перехватили акционеры международного англо-бельгийского и франко-одесского альянса, — подумал граф Хвостов, имевший некоторое понятие о подводных течениях финансовой и промышленной жизни в обеих русских столицах, да и в Царском Селе отчасти… — Значит, этот жирный кус — в чужих руках?»
Но «подводные течения» считались настолько деликатным предметом, что о них лучше было бы не упоминать.
— Много просите! — небрежно бросил Хвостов. — По всему краю без дела бродит туча мужичья в поисках копеечного заработка. Сколько вы предполагали платить по смете?
— Полтора рубля в день, с вашего позволения…
— Много. Для этих людей и полтинник — красная цена!
— Мы могли бы рассчитывать на рублевую ставку, — вежливо поправил земец Хвостова. — Но министерство не дает и ста тысяч, поскольку край не разведан и невозможно точно установить предполагаемый доход от промыслов, ваше сиятельство.
— Как, и ста тысяч не дают? Дубы в министерстве!.. Тогда мы сами, на средства губернии, должны сделать эту работу. Бросить им перчатку! — губернатору хотелось выглядеть не только хозяином великого Вологодского края, но и сильным человеком. За последствия своих прожектов он не отвечал.
У земца похолодело под сердцем. Ему не было жаль ни средств, ни чужих сил, но это значило, что и он должен был включиться в какое-то спорное дело и взять на себя часть ответственности.
То были не страх и не лень, но плод глубокого убеждения. Он достаточно хорошо знал уже, что никакие благие порывы, никакое сверхчеловеческое устремление даже высокопоставленного человека не могут в значительной мере изменить общий монотонный ход жизни. И поскольку общество привыкло прозябать по каким-то законам, недоступным пониманию рядового ума (хотя бы обладатель его и был председателем земской управы), то, стало быть, не было и никакого расчета добиваться неких усовершенствований ценой волнений и риска… В данном же случае и тайные пружины были почти что на виду. Дело определенно казалось пропащим.
Он терпеливо ждал, пока губернатор выскажет свою мысль до конца.
— Будем строить просеку для зимнего проезда. Зимник… Это обойдется в четыре-пять раз дешевле, но дело будет сделано. Как вы полагаете?
Разумеется, в подобных случаях следовало одобрять прозорливость вышестоящего лица. Председатель прикинул и позволил себе улыбнуться краешком толстых губ. «Сделать дорогу, по которой нельзя будет ездить? Сделать только затем, чтобы пробиться с юга к Ухте? А его сиятельство — не дурак!..»
— Шестьдесят — семьдесят тысяч? Трудновато, но при долгосрочном кредите банка, я думаю, это можно осилить, ваше сиятельство, — заключил он. Все получилось удивительно естественно.
— Это надо осилить! — подтвердил Хвостов, нажимая на слово «надо». — Я прошу вас сделать предварительные расчеты на удешевленную зимнюю дорогу. Кроме того, стоит заранее обсудить кандидатуру будущего руководителя рубки. У нас должны быть специалисты…
Председатель управы подтянулся: этой минуты он ждал давно.
— В земстве есть два инженера — господа Кашкин и Скрябин, ваше сиятельство, которые готовы принять на себя…
— Нет, нет! — с пренебрежительной гримасой одернул губернатор земца. — Только без либералов! Там нужна работа, а не воскресные школы… Надо подыскать наших людей, чтобы быть уверенными…
— Но ведь у нас совершенно нет выбора, ваше сиятельство, — с осторожностью возразил председатель. — Инженеров больше не сыщешь днем с огнем! Разве ссыльные?
— А техники? Этот молодой шляхтич, как его?..
— Парадысский? — упавшим голосом спросил председатель.
Губернатор не мог знать, что еще минуту назад земец собирался доложить об отстранении Парадысского от должности и передаче его суду присяжных за взяточничество и шантаж. Точно так же председатель управы не знал, что на банкете в честь приезда нового губернатора шляхтич произвел на графа отличное впечатление изысканными манерами и недвусмысленно выраженным пренебрежением к местному «свету». И странно — при своем явно отрицательном мнении о Парадысском, едва уловив нотки благосклонности в вопросе губернатора, председатель в силу какой-то непреодолимой инерции сказал:
— Парадысский?.. Да, он энергичен и развит не по годам. Голова!
— Я совсем слабо представляю его… — неожиданно для председателя управы сознался губернатор.
«Что я наделал! Зачем ляпнул этакое о проходимце?!»— спохватившись, подумал председатель управы, но было уже поздно. Выжидающая поза губернатора требовала пояснений.
— Горяч и честолюбив, ваше сиятельство!
— Убеждения?
«Эх, пропади все пропадом! Несет словно с горы, под раскат…»
— Самые наилучшие: с вашего позволения — монархист!
— Думаю, подойдет, — заметил губернатор. — Важно не только сделать дело, важно исполнить его с именем государя императора в сердце.
— Именно, ваше сиятельство! — воскликнул председатель управы.
— Так вы переговорите с господином Парадысским и потом доложите мне. Кроме того, надо вынести соответствующее постановление в земстве. Не забудьте уведомить гласных, что попечителем этого предприятия буду я сам,'— сказал Хвостов и, с удовольствием пережив впечатление от этих слов, минуту спустя добавил: — Да, я сам. Поскольку предприятие может иметь особое значение и хозяйственные выгоды для всей губернии… Пора начинать. Время — деньги!..
Председатель земской управы прошел в присутствие, в сердцах захлопнул за собой двери кабинета и бросился в кожаное кресло. Не замечая, что на диване, сгорбившись, сидит инженер Скрябин. Ждет.
— Ну как? — спросил он, не особенно веря в положительный исход дела, решавшегося у губернатора.
Председатель безнадежно махнул рукой и опустил голову.
— Как вам понравится? Парадысского!
— Что-о? — комкая в руках шляпу, глухо переспросил инженер. — Черт знает что! И — до каких пор?!