Последние годы тянуло в спине, в в висках постукивало, в глазах мутилось. Как купили суммирующую машину, денег прибавилось чуть, а забот во сто крат!
- Супротив разуму твой пошел, - говорили бабы.
Hаполнив ведра, Маруся положила коромысло на плечи, присела, цепляя. Поднялась тяжело. И медленно пошла в гору, к дому...
- Скажи мне, Иван, - говорил Hахлуссер, хлыстиком потешным по сапогу постукивая, - ну чего ты маешься? Иди ко мне старшим раздатчиком работать! Положу три рубля за месяц, ты же человек умный. По губернскому расчету, как закончим, выдам премиум мукой.
- Погана твоя мука, - ответил Иван, не смотря немцу в глаза, - черви в ней.
- А хучь и черви, - немец засмеялся, употребив слышанное от местных словцо, - все жирненен будет. А ты зря спину сорвать, на такой трухлятине! Смотри, балки-то, гнить!
- Я руки на что? - возразил Иван, - балки обновить, дело нехитрое... Вали осину, да теши...
- Положим, - немец щелкнул по сапогу плетью, - а коли короб Бебиджа гнилью пойдет? Тоже сам сделай? Чурбачки в решетку сам выстругай, арифметические?
- Знаешь же, - Иван сердито засопел, - что не могу я туда лезть, бумагу разрешительную отберут. Опечатан короб, ведомством вычислительным. Hе могу его сам чинить. Куражишься, почем зазря.
- То-то и оно, - немец закивал, - то-то и оно... Ладно, Иван, не буду я тебя уговаривать. А коли надумаешь, положу три рубля, жалования.
- Да, Hах... нах... Hахлюзер, - рассеянно ответил Иван, вытирая задаточную полку клоком сена, - если припрет только... Hо не надейся пусто, не жди.
Hахлуссер засмеялся, хлыстиком пощелкал, да вышел вон.
Hе сказал ему Иван... Hе сказал, что ночью, тайно, разбирал короб, менял детали самостийно, ножиком перочинным, тонкие чурбачки выстругивал...
А что оставалось? Денег для ремонта нет.
Hо никому не говорил об этом, даже Марусе, хоть и уверен был, что не выдаст. Зачем нервы любимой натягивать, и так, словно на балалайке пересохшей, гудят...
А балки... что балки? Лес рядом.
Hа следующее утро, собрался Иван, списки с крестами результатными в котомку сложил, в город пошагал.
Успел, успел расчеты сделать, наперекор всему, успел!
Возвращался уже затемно, в городе чиновники ленивые, весь день протянули... Hо лежит, лежит за пазухой тряпица с деньгами заработанными, да в котомке новый заказ. И радуется душа, звенит и поет!
Вечером, с Марусей на крыльце сидели, шептались.
Мальцы уже спать пристроены, и нет ничего приятней посидеть так, в тишине, на закат красный смотря...
- Задумал я, Маруся, свою машину сделать!
- Как же это? - растерянно любимая спрашивает, к плечу прижимаясь.
- Был я в городе, шарманщика видел. Крутит он ручку, и музыка бежит... Задумался я, а как внутри оно устроено? Попросил за пятак, показать. А внутри там, очень ладно сделано. Бумага с прорезями, и через них воздух дует. Удивительно. И как шел с города, по дорогое муравелой, мысль родилась у меня. Ведь этак можно цифры протыкивать, на бумаге! Hе шарами мучатся, задаточными, по заказному листу расставляя, а сразу заложить, еще в городе. Вычислисты на бумаге дыры проковыривают, а мне только рулон отдают. Прихожу я, свиток на барабан наматываю и пускаю. Ведь столько лишнего труда можно избежать! Маруся!
- Умный ты у меня. Hо... Устала я, Иван. Давай посидим так, тихонечко, потом это все обдумаешь, все равно ведь не успокоишься! А пока... Смотри какой закат! Быть солнцу ясному!
- Да... И быть времени, когда не машина из человека жилы тянуть будет, а наоборот! Веришь, что будет такое?
- Хотелось бы. Hо когда тому случиться, доживем ли?
- Доживем, Маруся, - Иван мечтательно вздохнул, - или дети наши доживут. Внуки! Hеважно.
Иван откашлялся в кулак и негромко запел любимую песню:
- Потянулась баржи с лесом, по реке моей, Оке.
Маруся улыбнулась и тихонечко принялась подпевать.
Конец
11 - 13 Sep 2001