Он потряс мешковиной.
— Надоть яды-то брать поболе. Вдруг путь проляжеть до Дикого поля. А?
Парни неловко пожали плечами.
— Тыть, — он посмотрел на Митяя, — ступай собаку покорми, да лодку подтяни повыше.
Когда они остались одни, Алим взмахом руки пригласил Андрея сесть рядом.
— Знашь, — произнёс старец, — а ты стал мне вроде сына.
Глаза его заблестели. Андрей растерялся:
— Тогда я... могу остаться.
Алим посмотрел на парня. Что творилось у деда в голове, трудно сказать, только он в раздумье покачал головой.
— Нет. Митяя не бросай. Он те лучше брата. Да и чё те со мной, стариком. Скука. Уж иди своей дорогой. Только тово... пока назад не надоть. Боюсь. Я те говорил, Яван — строгий князь. Не успешь и подумать, как верёвку на шею оденуть.
Эти слова напомнили Андрею и дядькин крик: «Камень на шею и в прорубь!» От такого воспоминания его даже покоробило.
— Так, значит, дорога одна?
— Да. В Дикое поле. Я те говорил, тамо хорошо. Воля вольному. Правда, всяко будить. Мне приходилось обутки... варить. Больше жрать нече было. Вот так-тоть. Атамана слухай. Но и сам тово... поставь ся, чтоб не мыкали. Ты парень здоров, силёнкой бог не обидел. Да и голова твоя светла. Бог даст, сам атаманом будешь.
Загремел сапогами Митяй и, войдя в землянку, ошарашил:
— Река-тоть подыматся. С чаво? — он стал говорить многие слова как Алим.
— В верхах-то дождить, вот и вода преть, — пояснил Алим, — ну, — и он рукой показал на стол, где стояла еда.
Парни удивились, когда дед выставил кубки и бочонок с жидкостью. Он зубами вытащил пробку и разлил содержимое. Медовуха была выдержана и легко ударила в голову. Наливая по второй, Алим сказал:
— Признаюсь, дети мои, — он заговорил на родном языке, — что мне очень жалко расставаться с вами. И хочу напомнить, что Дико поле любит сильных, смелых, верных. Не поддавайтесь искусителям и сладкоголосым. Они первые и предают. Не отталкивайте прямых и грубых. Они надёжнее и вернее. Эх, скинуть бы мне лёг пятьдесят, повёл бы я вас знакомыми тропами, научил многим хитростям. Но... не судьба. Помните одно: жалости к врагу у казака нет. Но за друга он жизнь отдаст. Нет честнее казака. Одним словом, казацкой вам удачи!
Свой кубок Алим пил долго, старательно и вроде бы больше ничего не хотел говорить. Когда, наконец, кончил пить, подолом рубахи отёр усы, бороду и проговорил:
— Лучше не свыкаться, коли приходится расставаться. Но знайте: это всё, — он расставил руки и повернулся кругом, — ваше.
Затем вытащил хранившуюся на его груди вместе с крестом миниатюрную иконку.
— Ета иконка, — произнёс он, глядя на неё, — из самого Русалима. Говорили, что её держал в руках Сам, — и поднял вверх палец. — Она верно хранила меня. Дай-то бог, чтобы это было и с тобой. Береги её пуще глаз своих, — и надел её Андрею на шею. — Да храни тя Бог, — с этими словами он перекрестил его. — А те, Митяй, — он пошёл в тёмный угол, вынес оттуда нательный крестик и надел его на Митяя, — ён тожесть оттудова и будить тя беречь. Да хранит и тя Бог, — и тоже перекрестил его.
Сборы закончены. Мешки набиты до отказу. Ничего не пожалел для них Алим. Даже отдал свои винцерады, добытые им на славных казачьих набегах. Дал и сабли дамасские, которые на лету платки шёлковые режут, кинжалы абрекские, да кольчужки италийские. Лёгкие на теле и крепкие в бою. Деньгу предлагал, да не взяли парни.
— Сами добудем, — уверил его Митяй.
И вот они на берегу. Митяй готов был столкнуть лодку, да что-то останавливало его. Понимал, что не сказал чего-то главного старец. И тот заговорил:
— Идите осторожно. И зверя бойтесь. Ломага щас голоден. Всяко могет быть. Да и людёв опасайтесь. Особливо княжеских. Яван-то дюже зол на вольный люд. Сказывали, воев своих посылат, — и повернулся на восток, — Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй их, — трижды перекрестился и поклонился, потом продолжал: — Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
После слов молитвы он подошёл к каждому, перекрестил ещё раз и промолвил:
— С Богом!
Митяй толкнул лодку в воду, а Андрей свистнул Дружбану, и они все успели в неё запрыгнуть, прежде чем та отплыла от берега. И гребя, они не спускали глаз со старика. Когда нос лодки уткнулся в противоположный берег, парни выскочили и вытащили её подальше от воды. Махнув на прощание Алиму, они с мешками за плечами полезли наверх. Ещё раз помахав уже сверху, они с трепетом в сердце шагнули в новую жизнь.