Разбудили ее вопли за стеной: Зинка орала на дочь Ольку, которая будто бы украла у нее юбку. Обнаружив наконец юбку, Зинка не только не унялась, но стала верещать еще громче.
— Ты нарочно ее переложила, чтобы я ее не нашла! Дрянь!
«Сколько несчастных случаев происходит, — думала Лиза, глядя на желтоватый узор обоев на стене, — машины сбивают пешеходов… аварии на производстве… примусы взрываются… но нет, нет. Скорее уж у нас взорвется примус, а Зинка со своей невыносимой дочерью так и будет собачиться до старости… Как же они мне надоели!»
Она понимала, что в голову лезут скверные мысли, но ничего не могла с собой поделать. Наконец дочь ушла в школу, а Зинка — на работу, но Лиза не слишком обольщалась: после уроков Олька вернется домой, а Зинка явится на обеденный перерыв, и все начнется по новой.
Уходя, Олька так грохнула дверью, что разбудила Казачинского. Он повернулся на другой бок, выслушал все Зинкины вопли, несшиеся вслед дочери, и мрачно заметил:
— Теперь я понимаю, почему Ваня предпочитал ночевать на работе… И не удивляюсь…
Лиза приготовила завтрак, но брат съел только пару бутербродов с ливерной колбасой и снова уснул. Пробудившись в первом часу дня, Юра первым делом вспомнил Настю, которую застукал в постели с другим, а потом кирпичную стену тупичка и отпечатки шин.
— Ты уже проснулся? Есть хочешь? — спросила Лиза, заглянув к нему.
— Не, не хочу… Ванная свободна, не знаешь?
В ванной он привел себя в порядок и из коридора, не удержавшись, позвонил Петровичу.
— Из больниц новостей пока нет, — сказал Петрович и после легкой паузы добавил: — Ваня распорядился ленинградские больницы тоже поставить в известность.
— А Бергман уже видел отвертку? Что он говорит?
— Говорит, если б в артерию, тогда насмерть, а в мягкие ткани — не слишком опасно, если только заражение крови не начнется. Ты уже знаешь, что он сравнил удушение Елисеевой и Пыжовой и сделал вывод, что там действовал один человек.
— Да, Ваня мне говорил. Но что это нам дает? Мы и так в этом почти были уверены. Точно так же как Фиалковский установил, что крошка табака из сумочки Елисеевой — от папиросы «Герцеговина Флор». Марку-то мы уже от Радкевича знали… Петрович, ты лучше скажи, «пальчиков» его нигде не нашли?
— Нет. Фиалковский с Померанцевым все проверили. Гад осторожный, действует в перчатках…
Юра вернулся в комнату, смутно недовольный собой и всем миром. Лиза занималась по учебнику французским, вполголоса повторяя отдельные фразы. В свое время она чуть-чуть не дотянула до аттестата с отличными оценками по основным предметам и хорошими — по рисованию, черчению, пению, музыке и физкультуре. Такой аттестат давал право на поступление в любой вуз без экзаменов. Но Лиза совершенно некстати заполучила пару лишних четверок, и теперь это оборачивалось необходимостью освежать в памяти сведения по множеству нелюбимых предметов, включая физику и химию.
— Опять готовишься? — спросил Казачинский.
— Угу.
— А если опять провалишься?
Лиза неопределенно пожала плечами. Экзамены, в общем, были только предлогом, способом как-то убить время. На работу Лизе не хотелось, и не от лени, а потому что жизнь едва ли не впервые дала ей передышку. Лизе было хорошо самой с собой. Она чувствовала себя хозяйкой своего распорядка дня, с удовольствием готовила, убирала, шила на машинке и ходила по магазинам. Пока Юриных денег хватало на двоих, а там, глядишь, кто-то из его знакомых или даже Опалин помогут ей устроиться на работу.
— И вообще экзамены только в августе, — напомнил брат.
— Не мешай.
— Где у тебя чай? Я чаю хочу.
— На второй полке. Индийский есть и грузинский.
Юра нырнул в шкафчик с едой и посудой. Жизненный опыт научил Лизу оставлять на коммунальной кухне как можно меньше припасов и вещей.
— А в зеленой жестянке что?
— Ты обалдел? Это гвоздика.
— Тебе чай принести?
— Ну, неси.
Он ушел, по ошибке опять чуть не прихватив гвоздику вместо чая. Лиза посмотрела вслед и вздохнула. Обычно брат заваривал чай густой, как кипящий асфальт. Но в этот раз, к ее удивлению, чай, который принес Юра, оказался как раз таким, какой она любила — в меру крепким, с четко различимым ароматом и вкусом.
— Sur la table il y a… — Лиза немного подумала, глядя на стол, — deux tasses de thé[11]. И сахарница, но я не знаю, как сахарница по-французски.
— Конфеты забыла, — поддразнил ее Юра, беря карамель из вазочки. — «Раковые шейки», «Гном» и… что тут у нас? И шоколадные есть, «Джаз» и «Ниагара»…