Они не знали точного ответа разве что на один вопрос: чем, собственно, занимается Центр.
На этот вопрос, впрочем, не мог однозначно ответить ни один обитатель здания.
Каждый конкретный человек понимал, чем занимается именно он, максимум – его управление, но понятия не имел, что делает соседний кабинет.
Хотя в общем-то всем было всё равно: соседи менялись, занимая рабочую площадь ровно столько, сколько того требовалось начальству, после чего не прощаясь исчезали, а в их кабинеты заселялись новые.
Вся полнота картины отсутствовала даже у 12-го этажа. Поэтому проще было отвечать кратко: «Анализ и экспертиза. По широкому кругу вопросов».
На этот раз перемены стартовали нетрадиционно: из Большого дома пришёл слух, что Главный подал в отставку.
Поначалу мало кто поверил. Настолько глобальные перемены случались редко. Скажем прямо, никогда.
Бывало, менялись начальники ступенькой пониже. Главный из Большого дома время от времени тасовал колоду, но от перемены мест кирпичей пирамида не теряла устойчивость.
Однако слух подтвердился: он, Главный, ушёл в историю.
Большой дом в растерянности замер, а вскоре и вовсе погрузился в панику. Её отголоски донеслись до Центра. Здание, казалось, стало цельным: с болезненным любопытством и философской обреченностью все этажи обсуждали одно – будущее.
Пока в один такой прекрасный день всеобщего единства будущее не дало о себе знать: исчез начальник Центра анализа и экспертизы.
Начальники исчезали и до тех пор. В этом как раз ничего необычного не было. Но исчезали фигурально. Физически собирали вещи, забирали трудовую, получали причитающийся расчёт, наконец, входили в лифт на 12-м этаже, спускались вниз, сдавали пропуск, после чего выходили в дверь.
Нынешний начальник исчез буквально.
Спустя несколько месяцев его секретарь вспоминала, что в тот памятный день отошла из приёмной строго на время законного обеденного перерыва.
Шеф был на месте, говорил по телефону, подписывал документы.
Вернувшись, она не застала его. И это было нормально: он далеко не всегда предупреждал об отъезде.
Только ближе к концу рабочего дня Ирина забеспокоилась, не получив ответ на несколько сообщений в мессенджере.
Но и такое случалось – начальник не отличался дисциплинированностью.
Лишь следующим утро, когда шеф не приехал, а телефон оказался отключен, она обнаружила на его столе, традиционно заваленном бумагами, листок с написанным от руки заявлением об увольнении.
Здесь Ирина немного слукавила: заявление она могла найти накануне, но на обеде задержалась, а потом, заглянув в кабинет и не обнаружив шефа, отвлеклась на личные дела и не забрала папку с подписанными документами.
«Психанул, видимо. Я тогда так решила».
– Не стоит волноваться по пустякам, прекрасная Ирина. Нервные клетки не восстанавливаются.
В незакрытую дверь кабинета сквозняком донесся голос из приёмной.
Ирина действительно была порядочной красоткой, отличавшейся холодной нордической красотой, которую, вероятно, завезли в Россию её скандинавские предки. Однако оснований для такой фамильярности она никому не давала, благодаря чему быстро взяла себя в руки, вернулась в приёмную и обнаружила источник звука.
– Во-первых, восстанавливаются. Это уже доказано. Во-вторых, вы, простите, кто? Вам назначено? Шефа сегодня не будет.
Посетитель медленно поднялся из гостевого кресла. С виду рослый на поверку он оказался почти одного с ней роста – не выше метра семидесяти. Наверное, оптический обман от худощавости.
Такого персонажа приёмная ещё не наблюдала.
Его с натяжкой можно было зачислить в категорию престарелых хипстеров. Для шефа, теперь уже бывшего, это был стандартный контингент.
Однако ж нынешний гость не поддавался однозначному зачислению в виртуальный каталог секретарского опыта.
Одет в вельветовый костюм болотно-зеленого цвета (угасающий тренд прошлый сезонов). Светло-коричневая рубашка, мягкие коричневые мокасины на босу ногу. Намётанный глаз Ирины отсканировал белые лодыжки под укороченными брюками. Галстук отсутствует. Рубашка сильно помята.
Посетитель казался Ирине ожившим образом с полотен импрессионистов («Я как раз увлеклась историей изобразительного искусства»).
На вид – между 40 и 50.
Густые рыжие волосы в неловкой попытке зачесать налево. Хаотичная рыжая бородка, отдаленно напоминающая эспаньолку, вытягивала и без того чрезмерно вытянутое матово белое лицо. Такие же рыжие брови и белесые глаза – чёрные точки зрачков, окружённые то ли светло-зеленой, то ли голубой ниткой радужки – толком не понять.