В настоящем небе на малых воздушных судах они разрушали в короткий срок даже очень хорошо защищенные двигатели. На равнинах большой объем грузовых и пассажирских перевозок обеспечивал автотранспорт и железные дороги, по которым непрерывно курсировали скоростные поезда; так же снабжались и высокие, в среднем около полтора тысяч метров над уровнем моря, но обширные и обладающие сглаженным рельефом предгорные районы, как тот, в центре которого располагался Дармын. Но две проблемы, и обе - крайне значимые, были таким путем неразрешимы: трансфер через Великий Хребет, разделявший Северный материк Шатранга на две части, и грузообмен с высокогорными добывающими предприятиями и связанными с ними научными станциями. На высотах в три-четыре тысячи располагались шахты, где наемные работники из горцев и немногочисленные шахтеры-колонисты, способные полностью акклиматизироваться на такой высоте, добывали главный экспортный ресурс Шатранга - джантерит: минерал, необходимый для производства покрытия внутренних камер нуль-транспортных порталов. Ввиду дороговизны и сложности космического строительства таких порталов создавалось на каждую планетарную систему не больше двух-трех штук, однако они были огромны и нуждались в постоянном обновлении, так что и джантерита требовалось порядочно. Когда на заре эры космической экспансии была открыта возможность космической нуль-транспортировки, все ожидали, что вскоре появится и технология создания планетарных порталов. Но этого - как и многих других ожидаемых открытий - так и не произошло, так что проблема логистики стояла перед человечеством в целом весьма остро; однако на Шатранге она приобрела воистину ужасающий размах.
В эру нуль-пространственных переходов, суборбитальных челноков и галактических крейсеров о значении простых машин, самолетов, кораблей почти никто уже не задумывался - настолько жителям развитых миров они были привычны; невозможность быстро переместиться или переправить груз из одной точки планеты в другую казалась фантастической, необходимость организации производства в непосредственной близости от сырьевой базы представлялась нелепой и невозможной - отдельные высокотехнологичные материалы могли поставляться с разных континентов и даже с разных планет. Почти все заселенные миры имели достаточные запасы урана и тория, чтобы не беспокоиться о невозможности перемещения ядерного топлива и его компонентов через нуль-порталы, и с успехом обеспечивали свои транспортные потребности сами; Шатранг был одним из немногочисленных исключений. Поскольку первоначально колонизационные стройки закладывались "как обычно", практически без учета особенностей местной логистики, дела в первые полвека колонизации шли плачевно. Но человечество училось на своих ошибках: постепенно колония росла и крепла, училась перебиваться углеводородами и ветряными электростанциями.
Раз в несколько минут гудение генераторов, подпитывавших экспозиции в музейном ангаре, усиливалось. Тогда кратеры вулканов окрашивались красным, по поверхности морей пробегали волны, содрогались рассекавшие землю сети железных дорог и электросетей. Фигурки людей оборачивались к зрителю; они были совсем малы, но проработаны настолько детально, что лица - встревоженные, вопрошающие, безразличные - врезались в память. Напуганная девочка во дворе школы; бригада рабочих у покореженного железнодорожного полотна; двое геологов в кабинке канатной дороги над пропастью; рассерженный генерал, прогуливающийся у автомобиля с задранным капотом; рабочие-горняки с кислородными баллонами, собравшиеся у входа в шахту; охотники у костра; горноспасатели со скрытыми противоснежными очками лицами - настороженные, собранные...
Это был не музей - произведение искусства, созданное, скорее, со скуки и для развлечения, чем с какой-либо иной целью, но вся история колонизации Шатранга и сегодняшняя жизнь планеты отражалась в нем. Летопись нелегкой борьбы, проб и ошибок, обидных поражений и редких, драгоценных удач...
Впрочем, она мало волновала Каляева, хоть он и слушал с приличествующим ситуации любопытством и даже задавал вопросы. Его интересовали Иволга, Абрамцев и авария; все остальное было только поводом, чего он особо и не скрывал.
- Это Хан-Арак? Вот Баранья гряда, а ущелье Трех Пик здесь, да? - спросил он, приглядываясь к пластиковым вершинам.
- У вас хорошая память, - с оттенком уважения в голосе сказала Абрамцева. Опознать на экспозиции маленькое ущелье, единожды увидев его на карте, было совсем непросто.
Каляев, как несложно было заметить, чувствовал себя довольно-таки неловко и не понимал, как лучше держаться в разговоре. Очевидно, ему совсем не хотелось показаться грубияном - но еще меньше хотелось остаться в дураках, помалкивая из обходительности.
- Валентина Владимировна, я спрошу прямо: что вы думаете об аварии? - решился, наконец, он.
- Горы не любят птиц, - с едва заметной усмешкой сказала Абрамцева.
Это горское присловье уже было ему знакомо, и оно ему, конечно, не нравилась.
- Вы что же, верите во всякую мистическую дребедень?! - Каляев, прежде не допускавший подобной мысли, изумился неподдельно.
- Еще недавно я верила в мастерство Дениса и непогрешимость "Иволги": эту веру не так-то просто утратить. - Абрамцева искоса взглянула на Каляева. - Что для вас, Михаил Викторович - дребедень, здесь, у нас - жизнь. Ее философия, если угодно, - добавила она, заметив, что Каляев не понял иносказания и готов начать спорить. - Моя мать знала, что летающие ящеры вымерли столетия назад и нет никакого Белого Дракона. Но, все же, каждый раз, когда отцу приходилось отправляться в горы, она заставляла его надевать амулет... Драконий зуб, так у нас его называют. Потом его стала носить и я. - Абрамцева тронула отворот куртки, куда обычно крепился "зуб". На Шартанге стояла поздняя осень, и в музейном ангаре было прохладно. - Понимаете?
- Суеверия коренных народов выше моего понимания, - проворчал Каляев. - Впервые в жизни это меня огорчает. Так что же, по-Вашему, самолет съел дракон?
- Я такого не говорила. Но не возьмусь утверждать и обратного, - без тени улыбки сказала Абрамцева.
Каляев неодобрительно покачал головой, но нашел в себе силы промолчать.
Загудели генераторы, и маленькие фигурки шатрангцев обернулись в его сторону; в их лицах ему на миг почудилась угроза, заставив рассердиться на самого себя: вот так наслушаешься баек и сам сделаешься суеверным дураком.
- Суеверие - форма протонаучного знания, - будто подслушав его мысли, подлила масла в огонь Абрамцева. - Первая, наивная попытка обобщения человечеством эмпирического опыта. Из суеверий на заре времен родилась религия, но от них же позднее пошла и наука. Ошибкой было бы относиться к ним легкомысленно.
- Вырастая, ребенок оставляет погремушки в детской, - возразил Каляев.
- Справедливо. Но что вы видите вокруг? - Абрамцева развела руками над пластиковым ландшафтом; ближайший гейзер выпустил облако пара - и, вместе с ним, несколько мыльных пузырей. - Шатранг - молодой мир, полный загадок, неизвестности, неопределенности. На Земле это детская забава, но здесь мы не нашли лучшей модели для одного из интереснейших - и досаднейших - местных феноменов. Символично, вам так не кажется?
- Ну да, - хмыкнул Каляев. - "Дыхание дракона", или как там ваши метеорологи зовут эти штуки?
Вдвоем они проводили стайку пузырей взглядом. Окруженные едва видимой с земли радужной оболочкой шарообразные газовые облака, возникавшие после извержений малых гейзеров, мигрировали в воздухе на сотни километров и особенно часто наблюдались на воздушных трассах, буквально "атаковали" машины, нередко становясь причиной аварий. При этом, скудные данные с беспилотных метеозондов до сих пор не дали возможности объяснить, что же "дыхание" собой представляет.