«Выехать сразу Михоэлс не мог», – написано выше. Это и так, и не так. Он действительно был обременен множеством обязанностей, к тому же только что, поранив руку, попросил ему сделать противостолбнячный укол, после которого всегда известное время лихорадит и вообще организм ощущает некоторый дискомфорт. Но, человек долга, он и в этом случае, преодолев недомогание и отложив прочие дела, тут же выехал бы в Минск – достаточно было ему сказать: «выезжайте срочно». Однако «тормознул» не он, а те товарищи, которые поручили Нежному задержать Михоэлса «по техническим причинам».
Дело в том, что произошел непредвиденный сбой. Вместе с Михоэлсом вдруг вызвались поехать в Минск Перец Маркиш и его жена Эстер. В Минске жил их друг – Герой Советского Союза, генерал-полковник Сергей Трофименко, командовавший тогда Белорусским военным округом. Маркиши познакомились с семьей генерала в эвакуации, в Ташкенте, потом с ними познакомился и Михоэлс, дружеская связь оказалась прочной. Воспользовавшись поездкой Михоэлса, Маркиши хотели вместе с ним побывать в этом гостеприимном кругу[12].
Такой эскорт, однако, совсем не входил в планы организаторов операции. Эстер Маркиш, вдова поэта, пишет в своих воспоминаниях: «Буквально за несколько часов до отъезда Маркиш вынужден был отказаться от поездки: необходимо было вычитать корректуру книги». Вряд ли есть сомнения в том, что корректуру, вычитать которую надо было почему-то с молниеносной быстротой (ведь поездка к минским друзьям могла занять всего два-три дня), Маркишу просто подсунули. Ицику Феферу (то есть сексоту «Зорину»), при его руководящем положении в ЕАК, ничего не стоило это сделать, поскольку книга выходила в издательстве «Дер Эмес». подчиненном ЕАК. Тайное убийство Маркиша тогда не планировалось – всему свое время, – а присутствие осторожного и наблюдательного свидетеля могло бы сорвать всю операцию.
Сопровождавшего Михоэлса – Владимира Голубова – формально отправляли для того, чтобы тот подготовил рецензии на спектакль для своего журнала и для газеты «Советское искусство». Но, конечно, выбор Голубова определялся не этим. Он тоже был секретным сотрудником-осведомителем Лубянки и, таким образом, мог следить за каждым шагом Михоэлса, более того – исполняя получаемые указания, корректировать эти шаги, тем более что сам был родом из Минска и имел там обширные связи.
Спектакль, который Михоэлс должен был просмотреть, а Голубов отрецензировать, никогда не назывался, более того, в многочисленных публикациях безлико утверждалось, что оба командированных ехали смотреть «спектакли, выдвинутые на соискание Сталинской премии». На самом же деле высоким гостям предстояло увидеть лишь один спектакль – современную эпопею «Константин Заслонов» в Минском драматическом театре имени Янки Купалы.
Нетрудно понять, почему эта, вроде бы пустяковая, деталь старательно обходилась молчанием. Иначе у всех людей, имеющих хоть какое-то отношение к искусству, сразу возник бы недоуменный вопрос, который заставил бы их о многом задуматься: с какой стати Комитет по Сталинским премиям, профессиональные журнал «Театр» и газета «Советское искусство» посылают, в качестве автора будущей рецензии, специалиста по хореографии? Владимир Голубов был автором монографии о балерине Галине Улановой, автором балетных либретто и множества стaтей именно об этом виде искусства.
А как раз в Ленинграде на Сталинскую премию был выдвинут спектакль, имеющий к узкой специальности Голубова самое прямое отношение: балет Михаила Чулаки «Мнимый жених». Ситуация сложилась поистине абсурдная: специалист по балету не едет смотреть балет, но отправляется на просмотр драматической эпопеи на партизанскую тему и прилагает все усилия, чтобы затащить туда Михоэлса…
Горе, постигшее театральную Москву, удар, который она ощутила, заслонили эти, слишком неуместные для такого случая, подробности. Потом об этом и вовсе забыли.
Все близкие к Михоэлсу люди вспоминают, что и он, и Голубов уезжали с очень большой неохотой и дурными предчувствиями – как странно это сочеталось с энергичными уговорами Голубова о совместной поездке именно в Минск!
Поезд уходил вечером, и почти весь день Михолэс провел в театре. Поездка предполагалась весьма короткой, но он старался завершить все мелкие, повседневные и рутинные дела так, словно ему предстояло очень долгое отсутствие. Наибольшее впечатление (разумеется, впоследствии) произвел на близких его неожиданный прощальный визит к академику П. Л. Капице. Они действительно были очень близки, но им случалось порой не видеться неделями и месяцами, и нет никакого разумного объяснения, что заставило Михоэлса за два или три часа до отхода поезда специально заехать к Капице, чтобы проститься, в сущности, на несколько дней.