Однако в одиночку такие комплоты не раскрывают, как бы старательно ни, утверждали обратное киносценаристы, нужно привлечь Управление уголовной полиции - это самое меньшее. Перерыть домик снова, просеять пыль и вынюхать весь воздух, потом поставить на ноги и местный отдел управления...
А для начала - позвонить Заброцкому. Он, кажется, обещал сидеть в своем отделе? Вот и посмотрим, на месте ли он.
Пока окрыленный энтузиазмом Андрей мчался на своем "патруле" к "Ориенту" пять кварталов ровным счетом, - я успел привести себя в порядок, одеться сообразно случаю и даже заглянуть в книгу - что там дальше случилось с благородным героем Карраказом? Дальше ухода благородного героя в синюю даль я не дочитал, поскольку ворвался Андрей и потребовал вначале объяснить ему, что такого интересного содержит отчет.
Получив объяснения, он притих ненадолго.
- Да, - согласился он с видимой неохотой. - Старику это стоит увидеть.
До полицейской управы мы добирались пешком, благо дождя не было и моему драгоценному мундиру не угрожало быть промоченным, а мне - простуженным, и дорога заняла на десять минут меньше, чем у Заброцкого на авто. Вот еще один довод в пользу запрещения личных автомобилей - все равно от них в городе никакого проку.
- Как вы полагаете, Андрей, - осведомился я по дороге, - согласится ваш Старик бросить все силы на расследование или заартачится?
- Да вообще-то не должен, - с некоторым сомнением откликнулся Заброцкий. Видно же, что дело дохлое Просусолят его, сколько по уставу положено, и отправят в архив. Но это по моему скромному разумению.
- Не надо самоуничижения, - попросил я. - Вы еще не настолько знамениты.
Секунду Заброцкий непонимающе смотрел на меня, потом осознал, что это шутка, и улыбнулся.
По случаю послеобеденного времени в здании полицейской управы было малолюдно - кто разошелся по домам, кто разъехался по местам преступлений. В коридоре же перед дверями кабинета г-на Ковальчика вообще не было ни души.
Даже эхо стука наших шагов по паркету звучало как-то свободно и гулко.
Я для проформы постучался в тяжелую дубовую дверь вряд ли по другую ее сторону слышался хоть звук - и, с натугой повернув начищенную львиную голову, отворил упрямую створку.
Господин Ковальчик сидел за своим монументальным столом и решительно подписывал, не глядя, одну за другой бумажки, перекладывая их из внушительной горки входящих в жалкий холмик исходящих. На меня он поднял взгляд только когда я подошел к столу почти вплотную, причем во взгляде этом не читалось ни приязни, ни даже вежливого терпения.
- Добрый день, Сергей Александрович, - проговорил Ковальчик с натянутой улыбкой тоном, подразумевающим, что мы очень не вовремя. - С чем пожаловали?
В абстракции я ему даже сочувствовал - мне и самому куда больше времени приходилось проводить, принося жертвы на алтарь чиновного бумагомарания, чем на заданиях, но и соразмерять свои планы с количеством бумажек на столе губернского чинуши я не намеревался.
- Добрый день, Михаил Иванович, - поздоровался я в ответ.
- И что вы собрались мне сообщить по делу? - последние два слова Ковальчик выделил, подразумевая, что если я пришел не по делу, то лучше бы мне не занимать его драгоценное время.
- По делу фон Садовица? Что оно приобретает весьма неожиданный оборот, ответил я. - Мы с Андреем Войцеховичем выявили подозреваемого.
- Очень интересно, - проговорил Старик саркастически. - Весь отдел третьи сутки трудится не покладая рук, а вы, Сергей Александрович, в одиночку нашли убийцу.
- Подозреваемого, - поправил я.
Старик отложил перышко. Я начал понимать, почему Андрей относился к нему с таким испуганным почтением. Тот внушал уважение одним своим видом - могучий, серьезный. Слуга царю, отец солдатам. Правда, я давно научился не судить о людях по внешности, и все же аура суровой благости немного подействовала и на меня.
- И кто же ваш, с позволения сказать, подозреваемый? - поинтересовался Ковальчик. - И где прикажете его искать?
- Искать его бесполезно, - ответил я, немного раздражаясь. Хождение вокруг да около, столь популярное в чиновной среде, меня, как человека в глубине души военного, отталкивало до последней возможности. - Этот человек, если он действительно виновен, покинул Ригу в день убийства, пределы империи - на следующий. По документам он проходит как Гильермо Мартин, но это скорее всего не настоящее его имя. Действовал он как профессиональный убийца - Мы даже не можем как следует зацепиться. Поэтому жизненно необходимо, чтобы ваш отдел, Михаил Иванович, подключился к поиску улик.
- И чего же вы, Сергей Александрович, ждете от уголовной полиции?
- Необходимо детально восстановить все обстоятельства убийства, - спокойно начал я, машинально загибая пальцы для памяти, - выяснить, каким образом подозреваемый вышел на покойного профессора, с кем тот общался в городе короче, все то же, чем отдел особо тяжких преступлений занимался и так, но в три раза тщательнее. Всеми силами. Остальные версии, думаю, можно отбросить с ходу.
В этот момент я поднял взгляд от столешницы с разбросанными бумагами на господина Ковальчика. Произошедшая с тем перемена меня поразила. Куда девалась суровая благообразность, где снисходительно-добрая улыбочка и проницательный взор? Старик синевато побелел лицом, точно упырь, пальцы его цеплялись за стол, точно пытаясь вырвать у того хоть немного твердости.
- Анджей, - произнес он куда-то за мое плечо - Заброцкому, надо полагать. О своем напарнике я как-то позабыл, думая, что тот по свойственной ему ненавязчивой деликатности остался за дверями. - Анджей, оставьте нас с господином Щербаковым одних. Немедля.
На окраине Тон-Джанкшна,
федеральная территория Аляска,
14 марта 1975 года, пятница.
Сергей Щербаков
Пулеметная очередь вспорола стену, как консервный нож - банку тушенки. Рваные края разреза вворачивались внутрь ангара, словно застывшая жестяная волна, с пеной, бурунчиками и барашками.