- Еще как мог. Именно поэтому я так предусмотрительно забрал записную книжку профессора. Собираюсь отнести ее на кафедру химии Лифляндского университета. Но тогда приходится прийти к очень неутешительному выводу.
- К какому?
- Что у кого-то из наших потенциальных противников имеются разведывательные спутники, способные сфотографировать страницу записной книжки сквозь всю атмосферу, постоянную лифляндскую облачность и... - Щербаков мило улыбнулся, - крышу дачного домика.
- Ясно, - решил я не реагировать на подколку. В конце концов, он старше меня по званию да и по возрасту. - Правда, может быть и так, что кто-то эти записные книжки перечитал более привычным способом. Хотя это бы значило, что за ним ведется постоянное наблюдение.
- Именно. - Щербаков энергично кивнул. - А такое внимание к особе ранга фон Садовица мы как-нибудь бы да приметили.
- Тогда остается только одно. Его убили, потому что он мог повторить открытие, сделанное еще где-то.
- Логично мыслите, Андрей, - похвалил меня Щербаков. - И где же, по-вашему, могли сделать такое открытие. Я попытался собрать воедино плоды своих размышлении. Поскольку единственная область, где разработки Садовица имели серьезное значение, - это ядерная энергетика, следовательно, это должна быть страна, активно использующая ядерные топки и к России настроенная в лучшем случае нейтрально. В порядке убывания вероятности это: Британия, Гоминьдан, Соединенные Штаты, Трансвааль и Австралия.
- Две последние можете вычеркнуть, - спокойно поправил Щербаков. - Это должна быть страна, которая возможное стратегическое преимущество предпочтет мгновенной экономической выгоде. Южная Африка или Австралия просто взяли бы международный патент и стали бы стричь купоны.
- Значит, остаются три кандидата. - Я оторвал листок от лежащего на столе фирменного блокнотика и выписал столбиком: "Англия, Китай, Америка". - Надо только узнать, кто в этих странах занимался исследованиями в схожих направлениях.
- Это я уже узнал. - Щербаков достал из портфеля толстый блокнот в кожаной обложке и пролистал его. - Вот. Джон Норман, профессор Кембриджского университета, Соединенное Королевство. И Лю Сяо-Шунь, профессор Пекинского университета, Китайская Республика.
- Разрешите? - Я глянул в блокнот Щербакова, запоминая фамилии, потом достал из кармана свою собственную записную книжечку и пролистал. - Можно отсюда позвонить по междугородной?
- Через гостиничный коммутатор. А куда вы, собственно, собрались звонить?
- Одному университетскому другу, - неопределенно ответил я, снимая трубку. - Алло, барышня? Я хочу заказать разговор с Варшавой. Номер? Двести четырнадцатый. А, варшавский номер! 280-56-78.
- И что это за друг?
- Да так. Работает жрецом у оракула. Телефон разразился длинной трелью. Я поспешно отжал клавишу внешнего динамика.
- Алло. Это вэцэ? Инженера Семашко можно?
- Кто говорит?
- Не узнал, Семга! Значит, богатым буду. Слушай, мне консультация от твоего мудреца.
- А, это ты, Анджей! Ну, валяй. Только учти, мы живыми Реступниками не занимаемся. Только вымершими.
- Меня ископаемые не интересуют. Поищи-ка мне друже, чем сейчас занимаются, - я мысленно представил ровный почерк потайного агента, профессора-химики Джон Норман из Кембриджа и профессор Лю Сяо-Шунь из Пекинского. Есть у вас биографический раздел в большой памяти?
- Сейчас сделаю. - Я расслышал знакомый стук клавиш на другом конце провода. - Слушай, - поинтересовался Сергей Семашко, не прекращая вводить запрос в университетский вычислитель, - слышал, кого поставили завлабораторией на шестой кафедре?
- Я только знаю, что какого-то китайца из Харбина.
- В том-то вся и соль. А фамилия у этого китайца - Хуй Сунь.
- Как-как?
- Прямо так. Хуй Сунь. Кшиштоф теперь прямо так и говорит: "Я пошел на фамилию своего начальника".
- Неплохо. - Я покосился на сидящего рядом Щербакова и вспомнил, что разговариваю по междугородной за счет Третьего управления, где юмор ситуации могут и не оценить А могут и "оценить". - Так что вещает твой оракул?
- Не так уж много. Ручка есть или тебе элефоном послать?
- Говори так. Все одно за казенный счет.
- Профессор Джон Норман, Кембридж. Родился в тысяча девятьсот сороковом. Семга сделал многозначительную паузу. - Безвременно скончался семнадцатого ноль шестого семьдесят восьмого.
- Точно?
- Чистым русским языком по-аглицки написано. Я зачеркнул на листке "Англия".
- Профессор Лю Сяо-Шунь вместе со всей своей пекинской лабораторией седьмой месяц занимается исследованием... - Семга сделал паузу и прокашлялся, - квантовой динамики самопроизвольных изомерных переходов.
Я поставил напротив слова "Китай" жирный восклицательный знак. Динамика изомерных переходов звучала очень внушительно.
- Ну, спасибо, Семга. Выручил.
- Ну и мощный же у них там вычислитель, - начал Семашко одновременно со мной.
На обоих концах провода воцарилась тишина.
- Что ты начал говорить? - осторожно переспросил я.
- Мощная у них машина, говорю Наши химики как-то попробовали рассчитать одну такую реакцию. Просили три часа заняло десять. Съели лимит машинного времени всего факультета на две недели вперед.
Я яростно зачеркнул восклицательный знак.
- Слушай, а там не написано случайно, сами они до такой жизни дошли или помог кто?
- У меня таких данных нет, - задумчиво сказал Семга. _ Но могу прозакладывать оба уха и нос, что им за это посулили большой и жирный кусок соевого сала. Ни одна лаборатория в здравом уме за такую муть не возьмется. Даже если они имеют машину вроде нашей, все равно работы минимум на год. Оно, конечно, признание в узком кругу ценителей квантохимии им обеспечено, да только признанием сыт не будешь.
- А если машину классом пониже? - Я затаил дыхание.
Конечно, Пекинский университет - контора богатая, но Варшавский тоже не из бедных. Новинки к нам поступают чуть ли не быстрее, чем в сам стольный Питер. И мне что-то не верилось, что в Пекине на одну лабораторию будет работать машина, каких на всю Российскую Империю больше сотни не наскребется.
- Если у них стоит "синий дракон" или еще что-нибудь вроде нашего "Алтая-40", то они над этой заразой провозятся года два, - уверенно заявил Семга. - Никак не меньше