— Открывай, — шиплю я, — убью, скотина.
— Капитан, — лепечет он испуганно…
Я стучу в дверь ногой, та стоит твердо, гулкий бесполезный звук прокатывается вокруг.
— Сто тачек угля! — ору я, зная, что сделаю для него это. После караула он поплетется к котельной, исполнять обещанное. Уж я-то представляю, как это бывает. Сто метров от отвала, по дорожке из досок, до топки, сто — назад. Сто тачек угля! Для начала.
— Дед… — умоляет выводной.
— Ну!!! — тороплю я.
Он скрипит ключами, выбирая нужный. Кряхтит замок, я толкаю дверь, я — на свободе.
Сосунок сжался в комок. Мне — легче. Я уже могу дышать, уже раздвинулись горизонты, ужа мир становится необъятен.
— В сортир, — спасаю я его, — веди меня в сортир, салага… И не спеши.
Детское лицо Гафрутдинова расцветает от протянутой ему дружеской руки. Он благодарен, что я подумал о нем… Но что-то я еще различаю в признательности его взгляда — отголосок моей собственной тоски. Давно выветрившейся из головы. Потому что та, прошлая тоска — тоска младенца.
Мы поворачиваемся, и видим на пороге нашего капитана, он стоит в дверном проеме, прислонившись к нему плечом. Желваки играют на его скулах, он молчит. Сзади — понурая тень начальника караула.
— Вы Устав когда-нибудь читали? — холодно спрашивает он выводного.
— Читал, — отвечает он.
— Ну-ка, дай-ка сюда автомат, — протягивает капитан руку. Салага делает движение к оружию, я толкаю кулаком его худощавую задницу. Тот соображает, прикрывает автомат, как дитя, двумя руками.
— С подсказкой, — констатирует капитан. — Ну-ка, покажись на свет.
Это уже мне… Я показываюсь из-за спины выводного, и замираю перед начальством. Я люблю гнев нашего капитана. Он напоминает холодный, душ, — хорошенько взбадривает.
— Ты здесь, оказывается, главный, — говорит он. — Сам решаешь, сидеть тебе или разгуливать. Сам решаешь, сколько… Может, тебе пару лычек повесить, чтобы посолидней было?! Или одну широкую, за особые заслуги?!
Я понимаю, чем он занимается, — он ловит кайф. От воспитательного процесса.
Положено молча внимать наставлениям, — в этом правиле солдатская мудрость. Но со мной что-то не то, что-то не то творится сегодня со мной.
— Не плохо бы, — говорю я тихо.
— Что? — переспрашивает он. — Что, я не расслышал? Повтори-ка погромче.
— Не плохо бы, — повторяю я, невинно рассматривая стену.
Он — меня.
Он отрывается от косячка, заполняя собой дверной проем. Взгляд его, рассерженного мужика, тяжел. Я вижу, как сжимаются его кулаки. Но знаю, до мордобоя наш капитан еще никогда не поднимался.
— Чем занимаются арестованные? — спрашивает он громко. Это начальнику караула.
— Уборкой территории, — отвечает четко он.
— Немедленно, — строевой, — командует капитан. — Проведите лично… Выводному место там, не здесь. В свободную смену учить Устав гарнизонной и караульной службы. Наизусть. По параграфам. Проверить исполнение и доложить… Вопросы есть?
Вопросов не было. Салага и Складанюк исчезают. Слышу, как они орут во дворе на губарей. Сынок тоже. Таким заливистым баском. Подумать только — у него получается. Все-таки, не проходят даром жизненные уроки…
Капитан молчит… И — я.
Он смотрит на меня, а я — перед собой.
— Значит, хочешь стать сержантом? — переспрашивает он. — Интересно узнать, зачем?
— Никем я не хочу стать, — отвечаю я, поставленный к стенке.
— Зачем же так рвался, ногами стучал.
Есть выход, он предлагает его, почему-то, мне. Может, у него хорошее настроение, и не охота возиться по мелочам… Достаточно сказать: да в сортир же… — как эта версия пересилит все остальные.
Но я не пользуюсь подсказкой. Не знаю, почему.
— Да надоело все, — открываю ему свою тайну.
Чувствую, неземное облегчение охватывает меня. Так неожиданно — я разом выдохнул из себя свою тяжесть. Не ожидал, — это так просто сделать. Открыть какой-то таинственный крантик — и все.
— Надоело? — переспрашивает он. — О дисциплинарном батальоне ты не думал?.. Сержант?! Командир, от горшка два вершка?! Может, на мое место захотел?!. Ротой командовать?! Начальничек?!
Он начал орать, и я перестал соображать, я сжался, слушая звук его голоса, — раскатистый, будто в трубе.
Уже раскаивался, что высунулся. Жить бы и дальше мышкой, — нет, возомнил себя черт знает кем. Может, крысой, — она побольше. Зачем мне эти приключения на свою задницу? Зачем?
— Собирайся! — орал он. — Мы посмотрим сейчас, кто на тебя накинулся, с бутылками вина и помидорчиками! Год дисбата, это я тебе точно обещаю. Придурок!..