— Это Фельмар-отец, — сказал Монеров. — Дальше. Рассказывайте дальше, господин Роланд, что вам еще известно.
— Этот Фельмар должен быть выдан. Федеральное правительство требует этого. Если будет собрано достаточно обвинительного материала. В настоящее время федеральное правительство еще не может предъявить бразильцам достаточно улик против Фельмара. Поэтому он остается там. Я знал, что у него есть сын по имени Юрген. Жена умерла. Покончила с собой много лет назад.
— Юрген вырос в детских домах, — добавил Монеров. — Хороший мальчик. — Он произнес это искренне, без всякого цинизма. — Ему пришлось туго. Ведь он очень любит отца, так же, как Вацлав Билка любит своего брата Яна. Ужасная вещь, любовь. Достоевский пишет…
— И вы знали, что Юрген Фельмар работает в «Метрополе»? — перебил я его.
— Да, счастливое совпадение. Иначе пришлось бы идти другим путем. А так вышло, конечно, особенно удачно. Видите ли, обвинительный материал, которого не хватает вашему правительству для выдачи папы-Фельмара, есть у нас в Москве. Нас уже срочно просили предоставить его. Мы его не отдали. К нам часто обращаются с подобными просьбами, но мы ничего не отдаем. Никогда не знаешь, так ведь? Вот мы и сказали Юргену, что мы сохраним у себя весь материал и ничего не выдадим, если он поможет нам. Если он нам не поможет, его отцу конец…
— Гостиничный электрик, — проговорил я. Я был оглушен. — Вацлав Билка. То есть, вы можете шантажировать любого?
Монеров грустно улыбнулся.
— Если играть на поведении и чувствах людей, большинство из них можно шантажировать, господин Роланд.
Пьяный мюнхенский мастер по изготовлению рам неожиданно вскочил и набросился на меня, схватил за обе руки и обдал сильным перегаром.
— Не пишите об этом деле! — закричал он. — Вот что я должен был вам сказать! Это и есть цель моего приезда! Если вы напечатаете эту историю, моего брата убьют! Если вы эту историю не напечатаете…
— И передадите нам все кассеты с пленками… — добавил Монеров.
— …Яна только посадят. Но он останется в живых! Он будет жить!
Я оттолкнул от себя Билку, не в состоянии выносить его смрадный перегар.
Он снова плюхнулся в кресло.
Я сказал:
— Вы уже второй человек, который непременно хочет, чтобы я не писал свою статью. Вы, разумеется, в курсе, профессор Монеров.
— Разумеется, — ответил русский все тем же дружелюбным тоном. — Я слышал, что вам рассказывал мистер Ларжан. И что он вам предлагал. Вы же интеллигентный человек, господин Роланд, вы же не можете всерьез полагать, что Ларжан говорил только от лица этого нью-йоркского иллюстрированного журнала. Учитывая, о чем идет речь… Я вас умоляю!
«Что на самом деле хотят американцы, об этом ты знаешь не больше моего», — подумал я.
Монеров обратился к Ирине и Билке, не сводившим с него глаз:
— Все в руках господина Роланда. Американцы предлагают ему неслыханное место, если он не будет писать. Мы не предлагаем ничего. Мы лишь обещаем не убивать Яна Билку. В нашем случае все сводится к человечному решению.
Я захохотал.
— Не смейтесь, господин Роланд. Смех здесь абсолютно неуместен. Вас позабавило слово «человечное»?
— Да, — кивнул я. — Очень.
— Это лишь показывает, как мало еще в вас самих человечного, — произнес русский.
— Ради Бога! — Билка опять вскочил. Я не подпустил его близко к себе, поскольку он явно вновь собирался схватить меня за руки.
— Я вас заклинаю, я умоляю вас, на колени встану… — Он действительно бухнулся на колени и стал заламывать руки. — Не пишите! Иначе на вашей совести будет человеческая жизнь! Господин Роланд… Господин Роланд… — Теперь он обхватил мои колени. Я наклонился и оторвал его руки, он опрокинулся и, пьяный, растянулся на ковре. Из его рта текла слюна. Из радиоприемника со свисающей передней стенкой доносились звуки «Голубых небес».
— Господин Роланд, я вас умоляю, пожалейте моего бедного брата! — стонал Вацлав Билка.
— Почему всем так важно, чтобы ничего не было написано об этой истории? — растерянно спросила Ирина.
— Существуют, знаете ли, вещи, — сказал Монеров, — которые беспокоят людей, не так ли? Это нехорошо. Это таит в себе угрозу миру. Эта история, если она станет достоянием людей, которые еще ничего о ней не знают…
Он замолчал, потому что зазвонил телефон.
Я таращился на аппарат и не двигался с места.
Телефон продолжал звонить.
— Ну снимите же трубку, — не выдержал Монеров.
Я как марионетка или как робот подошел к телефону и снял трубку. Отчетливо, будто он стоял рядом со мной, раздался голос Берти:
— Вальтер, это ты?
— Да, — ответил я. — Почему ты звонишь сюда? Ты же не должен… Где ты?
— Хельсинки. — Он тяжело дышал.
— Ну и?
— Да подожди ты! Я для того и звоню, чтобы тебе все рассказать. Слушай…
Я начал слушать. После первой же фразы у меня появилось такое ощущение, словно я получил левый свингер под ложечку от Кассиуса Клея. У меня не было сил стоять, я буквально согнулся пополам и сполз на диван. Трубка выскользнула из моих рук и упала на ковер. Я услышал алеканье Берти. Медленно и с огромным усилием я поднял трубку и поднес к уху.
— Что это было? Что случилось? Ты еще здесь, Вальтер?
— Да, — откликнулся я. — Я еще здесь. Рассказывай дальше, Берти.
Он продолжил свой рассказ.