— Помогите! Помогите! Где вы?! Придите же, спасите меня! На помощь!
И тут они появились снова, эти невыносимые голоса. Из тумана, из болота. Гулом отдавались они в ушах фройляйн Луизы, как близкие разрывы, наводя смертельный ужас…
«Отмщение!»
«Смерть!»
«Уничтожим!»
— Помогите! — закричала фройляйн, извергая изо рта вместе с криком болотную воду. — Помогите! На помощь! На помощь!
5
Лагерный шофер Кушке подскочил в своей постели. Спал он неглубоко. Ему в который раз снился все тот же бесконечно повторяющийся сон. В его сне было начало 1948 года, он жил в Берлине и играл со своей малышкой Хельгой, а его жена, Фрида вязала неподалеку на солнышке во дворе казармы. Они с Хельгочкой устроили такое представление, что до смерти насмешили Фриду. Она громко смеялась, а Хельгочка крякала от удовольствия, и все трое были так счастливы на развалинах безотрадного разбомбленного Берлина, так счастливы, как больше никогда в его жизни.
— Помогите!
— Да это же… — Кушке выскочил из постели и схватился за свою одежонку.
Голос он узнал сразу. «Ну вот, это все-таки случилось, — подумал он. — Проклятье, ну что за дерьмо!» Он бросился к двери барака, на бегу застегивая комбинезон. С другого конца тускло освещенного коридора навстречу ему бежал в тренировочном костюме лагерный врач, доктор Шиманн.
— Крики…
— Ну да, это наша фройляйн, доктор…
— Ладно, вперед!
Вместе мужчины выскочили на улицу. Они еще не сделали и пары шагов, как в лагере зажглись все прожекторы. Из барака у ворот к ним бежали двое охранников. Кое-где в жилых бараках засветились окна. Появились дети в ночных рубашках и халатиках, подростки — юноши и девушки — все испуганные, растерянные.
— Помогите мне! Помогите! Помогите! — летел с болота голос фройляйн Луизы. Ветер доносил его в полную силу.
Из своего барака опрометью выбежал проворный худощавый пастор Демель в своем черном костюме, без галстука, с распахнутым воротом.
— Наша фройляйн, — с трудом переводя дыхание, крикнул Демель.
— Да, но где?..
— Я знаю, где! На островке, где одиннадцать ветел! — прокричал он.
Подоспел начальник лагеря доктор Хорст Шаль, в одной рубашке и с курткой под мышкой.
— Скорее к ней!
— Как?! Туда не пройдешь!
— Лестницы! Доски! Жерди! Быстро! — распорядился Демель.
С болота снова донесся крик о помощи.
Мужчины разбежались и уже через минуту тащили длинные лестницы и доски, жерди от северо-восточного ограждения лагеря. Они запыхались и едва переводили дух.
— Хорошо, что забор еще не подняли! — крикнул Кушке пастору, с которым на пару тащил лестницу.
Теперь уже и молодежь, в накинутых на плечи пальтишках, взволнованно перекликаясь, неслась к развороченному углу забора, туда, где прошлой ночью был выворочен бетонный столб.
— Мы идем! — гремел в ночи голос директора лагеря. — Держитесь, фройляйн Луиза! Мы идем!
— Помогите! — прозвучало в ответ, на этот раз слабее и бессильнее. — Помогите! Помогите!
Кушке с пастором уже добежали до растресканного столба. Они приставили лестницу к покосившемуся забору и полезли наверх.
Луна освещала ночь. В ее размытом туманом свете вдруг на мгновение показалась небольшая возвышенность и тень, отчаянно барахтающаяся в воде у подножия холма.
— Вон она! Свалилась в болото. Ах ты, Боже мой!
Подбежали остальные мужчины.
— Жердь! Ну же! Жердь! — закричал Демель.
Ему подали жердь. Он первым шагнул в болото и тут же погряз в трясине. Лестницу он толкал перед собой. Вот он перепрыгнул на нее и начал отталкиваться жердью. Лестница и лежащий на ней человек заскользили через болото к холму. Кушке последовал за ним на длинной доске. Он тоже отталкивался жердью, во весь голос ругаясь и молясь одновременно:
— Дерьмо собачье, говно поганое, защити бедняжку фройляйн, Всемилостивый…
Теперь в болоте были уже пятеро. Шестеро. Восемь человек. Десять. Все они передвигались на досках или лестницах, между тряскими кочками и стоячей водой, дальше, дальше… Лестницы и доски не тонули. Это была единственная возможность, пробиваться вперед по болоту.
— Помогите… — раздалось уже совсем еле слышно.