— Да, это я, — ответил я более нелюбезно, чем хотел, но в тот момент мне было наплевать.
— Пауль Демель, — представился он.
— Очень приятно. — И к Ирине: — Когда бежал ваш жених?
— Почти три месяца назад, — ответила Ирина. — Двадцать первого августа. — Она держала трубку прижатой к уху.
— Фройляйн Луиза рассказывала мне, что вы должны приехать, — сказал пастор с улыбкой. — Очень рад познакомиться с вами лично. У меня к вам много вопросов.
— Вы тот господин, которому понравились обе мои книги, — сказал я и сразу снова почувствовал эту мерзкую скотину «шакала».
— Да. Особенно удачная, на мой взгляд, — «Безбрежное небо».
— И вы, конечно, хотите спросить, почему я перестал писать книги.
— В том числе и это, — дружелюбно подтвердил он.
Изо всех сил стараясь подавить свое раздражение, что мне плохо удавалось, я сказал:
— Потому что я не могу писать книги! Поэтому! Хватит мне и иллюстрированного издания!
— Это неправда, — возразил пастор. — Вы же доказали…
— Ничего я не доказал, — ответил я. — Прошу вас, господин пастор!
— Вы слишком рано утратили мужество, вот и все, — сказал он.
— И голодал, — добавил я.
И все же я был рад, что он ничего не подозревал о втором имени, под которым я писал уже много лет. Второе имя, собственно говоря, должно было быть известным только в области журналистики как мой псевдоним, но слишком много людей в этой области были в курсе, а в ней принято страшно много болтать. Так что и немало посторонних было осведомлено, что я пишу и под другим именем, этого невозможно было избежать, несмотря на всю мою осторожность. Судя по всему, пастор Демель об этом не догадывался. Мне было бы очень стыдно перед этим молодым священником, узнай он, кто сейчас стоит перед ним.
— Так вы репортер? — спросила Ирина. В ее голосе прозвучал испуг.
— Как видите, — буркнул я все еще неприветливо. — Вас это смущает?
— Нет, почему… — Она засмеялась, но ее смех прозвучал неискренне. — Почему это должно меня смущать?
— Многих это смущает, — ответил я. — Если я хочу о них написать.
— Ну, обо мне-то нечего… Алло? Да? — Она прислушалась. — Ага, — сказала она потом. — Спасибо большое. — И положила трубку. — Номер в Гамбурге занят. Фройляйн попробует еще раз.
— Только не волнуйтесь, — сказал я.
— Да-да, — отозвалась она.
— А почему вы, собственно, бежали? — спросил я Ирину.
— Из-за моего друга.
— То есть как это?
— Сразу после его бегства ко мне пришли. Из органов. Чешских. И советских. Меня на два дня арестовали и допрашивали. Много часов подряд. День и ночь.
— Что они хотели знать? — спросил я.
— Только о моем женихе, — ответила Ирина.
— Что, например?
— В каком отделе он работал. К каким документам имел доступ.
Пастор внимательно посмотрел на меня. Я ответил ему тупым взглядом. Этот рефлекс тупости я отрабатывал годами. Выглядело очень убедительно.
— Его должность, его личная жизнь, наши отношения… Их интересовало все. Но я могла ответить только на немногие их вопросы. Я не знаю, в каком отделе был Ян, какую должность он занимал и к каким документам имел доступ. Я вдруг поняла, что действительно почти ничего о нем не знаю. Это меня испугало. Очень испугало. Вы понимаете?
— Хорошо, — сказал я. — А дальше?
— Дальше… Они мне не поверили. Отпустили меня, но приходили снова и снова, каждый день. У моей хозяйки сдали нервы, и она хотела меня выгнать. Добрая женщина, но это уже было для нее чересчур. Они приходили иногда в четыре часа утра. Конечно, она меня не выгнала. Но боялась. Страшно боялась. Я тоже.
— И вы не выдали гамбургский адрес или имя немецкого друга вашего жениха?
Ирина посмотрела на меня с возмущением:
— Разумеется, нет!
— Я просто спросил. Не сердитесь. А потом?
— Потом… потом они снова вызывали меня на допросы, которые тянулись целыми днями. Каждый раз одни и те же вопросы! Каждый раз другие сотрудники. Они запретили мне продолжать учебу в университете. Они запретили мне уезжать из Праги. Каждый день я должна была дважды отмечаться в своем полицейском участке. И все время допросы.
— У этих людей, очевидно, был острый интерес к вашему жениху, — сказал пастор.
— Да, — отозвалась Ирина. — Но почему? Почему же?
Мы оба промолчали, пастор и я, и посмотрели друг на друга.
— Потом, — продолжила Ирина, — на прошлой неделе, в четверг, все друзья, знакомые и коллеги Яна были арестованы. Все разом. Да, я забыла сказать: с этими людьми уже раньше мне постоянно устраивали очные ставки. Некоторых я знала, большинство только по именам, многих даже не знала как зовут. Но об их аресте я узнала.