— Как? — спросил я.
— Был телефонный звонок. Анонимный. Очень короткий. Я не знаю, кто звонил. Во всяком случае, не прошло и часа, как я бежала. Я просто не выдержала! Я думала, теперь заберут меня! У меня совсем сдали нервы! Я хотела только одного: попасть к Яну! В Гамбург! Можете вы это понять?
— Конечно, — ответил я. — Но теперь вы в безопасности. В полной безопасности. Успокойтесь. Прошу вас, успокойтесь.
— Да, вам нужно успокоиться, — поддержал меня пастор, а потом, чтобы сменить тему, обратился ко мне: — Нет, вы только посмотрите! Спираль совсем сплющена. Тут, наверное, кто-то бил молотком. — Он посмотрел на меня: — Ну, ладно, ни слова о ваших книгах. Можете мне немного помочь? Эта штука все время выскальзывает у меня из рук!
Я подсел к нему и крепко держал плитку, пока он пытался соединить разорванные части нагревательной спирали. Из других бараков снова донесся приглушенный крик.
— А теперь, может, и мы забили, — произнес пастор Демель. — У нас в национальной сборной есть несколько хороших ребят. Ничего не выходит! Придется эту штуку разобрать, иначе ничего не получится. — Он нашел на своем перочинном ноже отвертку, открыл ее и продолжил работу. — Могу я все же дать вам один совет — репортеру Роланду?
— Пожалуйста.
— Ну, ладно, чехи. Горячие события. Это понятно. Но выйдите еще раз за ворота лагеря и посмотрите на роскошных дам и господ. Ведь не только сутенеры приезжают к нам на «кадиллаках» и «линкольнах» и забирают наших девушек.
— Куда забирают? — спросила Ирина, и, глядя на нее, я подумал, какой невинной она выглядела, какой нетронутой, светлой и чистой, а потом я подумал, что многие девушки, которые мне здесь встретились, выглядели так. Нежными, красивыми, но тихими и совсем невинными. И при этом у Ирины уже два года была связь с мужчиной намного старше ее…
— В свои заведения, — ответил пастор. — Стриптизершами, барменшами или действительно проститутками. Через год-два бедные девочки снова возвращаются — помятые, чуть живые, часто больные. Мы делаем, что можем, но за пределами лагеря мы ничего не в силах запретить. А кто здесь побудет подольше, получает и право на свободный выход, вы ведь это знаете.
— Да, — сказала Ирина.
— Как давно вы здесь? — спросил я.
— Со вчерашнего дня, — ответила она.
— Тогда еще, конечно, слишком рано, — сказал Демель. — Вы еще даже не побывали во всех местах, в бюро по трудоустройству и в Охране конституции и так далее. И сходите вон напротив, в бар «Выстрел в затылок».
— Куда?
— Бар «Выстрел в затылок». Так восточногерманские дети окрестили тут один кабачок.
— Почему?
— Уже несколько лет подростки находят там в окрестностях, в песке, человеческие кости. И черепа тоже. В лагере поднялся большой шум, можете себе представить. Потом крестьяне рассказали, что в нацистские времена там, где сейчас стоит кабачок, было место казни. Они не любят об этом говорить, крестьяне, мы у них с трудом это выпытали. Человек, который после войны построил кабачок, тоже ничего об этом не знал. Так вот. Здесь, возле забора они договариваются. А в баре «Выстрел в затылок» дамы и господа ожидают потом юношей и девушек. И скрываются с ними. Этот господин Конкон невероятно спешил с вами.
— Да, — сказал я. — Невероятно. — Мне все еще было жарко. — А почему вы полностью не закроете выходы? Почему не запретите выход вообще для всех?
— Это было бы незаконным лишением свободы, — ответил Демель. — Кроме того, тогда эти типы у ограды увозили бы молодежь прямо отсюда, после того, как мы пристроили бы их куда-нибудь через бюро, заключили договор о временном трудоустройстве, и они бы собирались туда ехать. Это так же бессмысленно, как если бы мы решили огородить площадку перед воротами лагеря. Тогда эти типы ждали бы в Цевене. Или по дороге туда.
— А что это за типы? — спросил я. — Кроме парней с Реепербан.
— Как долго нет звонка… — сдавленным голосом проговорила Ирина.
— Не будьте такой нетерпеливой. Состоится еще ваш разговор. Что за другие типы, господин пастор? Дамы, например.
— Вы ведь живете на Западе, — ответил он. — Есть у вас служанка?
— Уборщица, — сказал я. — Два раза в неделю.
— Ну, это вам еще повезло, — продолжал он. Ирина от нетерпения начала покусывать нижнюю губу и расхаживать по кабинету взад-вперед. — Служанок ведь больше нет. Но у нас они могут набрать столько, сколько хотят. Нашим бедным девочкам не надо даже обещать отдельную комнату с душем и телевизором и меховую шубу к Рождеству. Они будут рады уже тому, что такая благородная дама возьмет на себя поручительство и все хлопоты с органами.