— А до Мериновки не будетъ жилья?
— Не будетъ.
— Да вонъ, кажется, дымокъ изъ-за лѣсу; такъ кто-нибудь живетъ?
— Да тамъ никого не живетъ.
— Отчего же дымъ?
— Да такъ жидова живетъ.
— Развѣ жидова не люди? сказалъ я и отправился къ жидовѣ.
Жидъ — шинкарь и красильщикъ; стадо быть человѣкъ для всѣхъ нужный; но вы удивитесь, видя обращеніе съ нимъ народа: это не пренебреженіе, тѣмъ менѣе не ненависть, но что-то такое, чего я выразить не могу. Народъ здѣшній смотритъ на жидовъ, какъ на животное. Ежели мужикъ проситъ въ долгъ горѣлки, то далеко не унижается; а между собою о нихъ и при нихъ мужики говорятъ, не стѣсняясь никакими выраженіями и вполнѣ выражая свое объ нихъ понятіе. Мнѣ ни въ одномъ кабакѣ не случалось слышать такихъ разсказовъ при женщинѣ, будь она московка или малороссіянка, какіе вы услышите при женщинахъ жидовкахъ, даже въ трезвомъ видѣ.
Передъ вечеромъ я пришелъ въ Стародубъ.
1861