— Хорошая лошадь?
— Хороша ли, дурна, все свой животъ?… А вору какая же воля брать дурную? Воръ, разумѣется, выбираетъ, что ни самую лучшую изъ всего табуна.
— Откуда жъ у тебя увели лошадь?
— Со двора проклятый свелъ. Стали мы ужинать; поужинали, хотѣли въ ночное ѣхать, а тутъ хвать — лошади нѣтъ! Кинулся туда, сюда, — нѣтъ, какъ нѣтъ!.. И ума не приложу, что съ головушкою горькою своей дѣлать.
— Жаль мнѣ тебя, братъ, а помочь, самъ знаешь, помочь этому дѣлу не могу.
— Куда помочь!
— Часто у васъ лошадей крадутъ?
— Какъ не часто!.. Только и послышишь: то такъ тройку свели, то такъ пару; недѣли не будетъ, какъ около насъ никакъ ужъ лошадей семь свели.
— За одинъ разъ?
— Нѣтъ, нонче сведутъ у меня, завтра у тебя… Такъ обидѣли, такъ обидѣли…
— Скоро хватились, какъ же вы не догнали вора? спросилъ я.
— А какъ его догонишь? Загонитъ ее въ лѣсъ, тамъ его, вора-то, и не найдешь.
— Услышишь: лошадь заржетъ…
— И лошадь у вора никогда не заржетъ…
— Не заржетъ?
— Не заржетъ. Воръ привяжетъ къ хвосту камень; хочетъ лошадь заржать, надо лошади хвостъ поднять, а въ хвосту камень; лошадь вспомнитъ про камень и не заржетъ.
Отъ Хотяинова или Хотьяиновки до Бутаевки нѣтъ ни одной деревни; только версты за двѣ стоитъ въ лѣсу небольшой хуторъ. Выйдя изъ этого лѣсу, вы сейчасъ же переходите въ Черниговскую губернію. Здѣсь мѣсто вышло пуповиной и передъ вами открывается великолѣпный ландшафтъ: поле, склоняясь въ лѣвую сторону, мѣстами примыкаетъ къ рощамъ, а мѣстами теряется за горизонтомъ; едва верстъ за десять виднѣется Погаръ; вправо у самой опушки нѣсколько крестовъ. Ужъ не могилы-ли несчастныхъ корчемщиковъ?
Въ Бугаевкѣ первый шинокъ, стало быть вольница, стаю быть и Maлороссія началась. Сколько разъ мнѣ ни случаюсь въѣзжать въ Малороссію, я замѣчалъ всегда шинокъ почти на самой границѣ и въ этомъ шинкѣ народу вездѣ труба нетолченая!.. Кто ѣдетъ въ Малороссію — встрѣчу справляетъ съ вольницей; кто выѣзжаетъ въ Россію — прощается съ шинкахъ, съ хорошей вольной водкой. Великороссіяне, живущіе часто за десять верстъ отъ границы, тоже часто заходятъ погулять въ шинокъ. Вѣдь шинокъ не то, что кабакъ. Въ кабакѣ, кромѣ водки, можно найти только прошлогодніе калачи, бублики и изрѣдка ржавую селедку. Да и самъ цѣловальникъ не похожъ на хозяина: у цѣловальника за-частую и хозяйства никакого нѣтъ, и весь домъ не домъ, а одинъ кабакъ. Въ шинкѣ для кабака собственно отведено небольшое мѣсто, а въ остальномъ домѣ вы найдете мѣсто и отдохнуть, и закусить вамъ подадутъ.
Такъ и въ Бугаевкѣ мнѣ, по постному положенію, подали луку съ квасомъ. Хмѣльнаго народу, по обыкновенію, въ шинкѣ было много, и все бабы: однѣ шли съ богомолья изъ Челнскаго монастыря, другія пришли съ какихъ-то крестинъ — доканчивать крестины… Костюмъ былъ на всѣхъ одинъ, но говоръ слышался и южнорусскій и сѣверный, и, какъ сѣверный говоръ сбивался на южный, такъ и въ южномъ много слышалось сѣвернаго. Во многихъ кучкахъ запѣвали пѣсни или совсѣмъ малороссійскія, или хотя и русскія, но большею частію на малороссійскій ладъ. Малороссійскіе напѣвы, впрочемъ, слышатся довольно далеко отъ границы Малдороссіи: я слыхалъ эти напѣвы въ Малоархангельскомъ, Мценскомъ уѣздахъ Орловской губерніи и даже въ Новосильскомъ Тульской губерніи; а въ Кокоревкѣ, за сорокъ верстъ отъ Трубчевска къ Дмитровкѣ, гдѣ мнѣ случилось быть на свадьбѣ, я не слыхалъ ни одного напѣва свадебной пѣсни сѣверно-русскаго: всѣ южные.
Въ шинкѣ все шло громче и громче, шумнѣй и шумнѣй, и все безтолковѣй и безтолковѣй. И я, видя, что тамъ дѣлать ничего, пошелъ по деревнѣ. У одного двора сидѣлъ у воротъ мужикъ.
— Помогай Богъ! сказалъ я ему, усаживаясь около него на какую-то колоду.
— Милости просимъ! отвѣчалъ мужикъ. — Садись, братъ, отдохни со мной.
— Эко, сколько народу у васъ въ шинкѣ! сталъ я заговаривать съ нимъ.
— Народъ, знаешь, идетъ со всѣхъ сторонъ въ Бутаевку въ шинокъ: здѣсь водка дешовая, да и крѣпоче, чѣмъ въ Трубчевскѣ; вотъ народъ и взялъ такую призвычку ходить въ Бугаевской шинокъ: другой, сердечный, бѣжитъ и не вѣсть откуда на дешевку.
— Скажи пожалуйста, отчего у васъ на этой сторонѣ деревни хаты стоятъ на дворѣ, а на той, къ барскому дому — на улицу?
— На той сторонѣ постройка старинная: какъ дѣды строились, такъ и теперь строютъ: а такъ почали строить все по новому, всѣ хаты на улицу.
— Отчего же?
— Такъ господскіе живутъ; господа ихъ и перестроили на свой ладъ, а мы люди вольные, мы козаки, — живемъ, какъ наши отцы, наши дѣды намъ позволили.
— Теперь вѣдь нѣтъ господскихъ крестьянъ; бывшіе господскіе будутъ перестраиваться по старому, или же такъ и останутся, какъ господа имъ построили?