- «Ты не имел смысла жизни, — со скупостью сочувствия полагал Вощев, — лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить»*.
Комментарий к Трасса Лазов-Каменское, 10-й км. Хранить и не помнить * – Цитата из повести «Котлован» А.Платонова.
====== Улица Дагни Педерсен, 20. Маленькие чудачества ======
- И откуда только в ней силища взялась, – хмуро процедил Круглов, глядя в кружку с чаем. С чёрной, подёрнутой рябью поверхности на него смотрело злое лицо, в глазах – растерянность, удивление. Страх. – И откуда только… Ведь вертихвостка, птичьи косточки.
Он говорил об Амелиной; сегодня утром, когда все окончательно поверили – Рогозина пропала, – именно она догадалась, где находится полковник. Догадалась – и в одиночку отправилась в лабиринты гаражей в глубоком Подмосковье. Открыла двери стамеской (где взяла?..), ворвалась внутрь… И, спасибо, хватило у неё ума и сил понять, что дальше ей одной не вытянуть. Круглов передёрнулся, представив, что ́ испытала Амелина, распахнув гаражную дверь. Грязный подтаявший снег, измятые купюры на полу, кровь, клочки рваной материи и полковник, без сознания, посреди этого мокрого месива.
Покрытие в том районе – только экстренные вызовы. Лейтенант побежала ловить машину, голосовала у трассы, словно проститутка, но вызвонила Скорую и силой тащила врачей за собой по февральской распутице. Оксана потом призналась, что самым страшным было возвращаться туда – она ведь не проверила, был ли у Галины Николаевны пульс. А вдруг – не было…
Уже на подъезде к Москве, трясясь на колдобинах, Амелина сумела связаться с Валентиной. Круглова ещё раз передёрнуло – на этот раз от того, что почувствовала Антонова после слов лейтенанта. Рогозина исчезла сутки назад, и нервы у всех были на пределе. Полковнику никогда не прощали внезапных отсутствий: слишком точно они рикошетили, слишком направленным отдавались эхом.
Уже в ФЭС Оксане стало плохо. Она добросовестно доползла до лаборатории, выпила что-то, что всунул ей руки Тихонов, и упала в кресло, больше напоминая клиента Антоновой, чем сотрудника ФЭС. А вот Галина Николаевна на удивление быстро оклемалась и примчалась из больницы уже через несколько часов. Отправила оперов прочёсывать территорию, Ивана и Андрея отослала в гараж, проверить её собственную машину. Лаборантов, непрошеных свидетелей чего-то внутреннего, нехорошего, скользкого, разогнала вон. То, что это – чуждое, дурное, – произошло, чувствовали все. Интуиция кричала, сигналила, как сирена, но никто не мог ничего сказать. Да, пропала Рогозина, да Амелина нашла её без сознания в каком-то гаражном кооперативе, там были меченые деньги и эти странные блестящие следы, и полковник, как всегда, молчала, а вот Оксана… Оксане становилось хуже. «Сердце», – коротко бросила Антонова, набирая шприц. И теперь уже Рогозина хлопотала над белой подчинённой, но под её хрупкой непроницаемостью почти без усилий читалось, что мыслями она совершенно не здесь. Возможно, всё ещё там, в гараже, вместе с теми, кто оглушил её. Или с кем-то другим. Или в другом месте. Или в…
- Галина Николаевна. Так что же это всё-таки за дом в посёлке Безвил? – спросил Иван, неслышно подойдя со спины.
- Тсс, – указывая глазами на Амелину, велела полковник и кивнула на дверь. – Свари кофе. Я сейчас приду.
- Один вопрос, Ваня.
Галина Николаевна устроилась на диване с бумажным стаканчиком из Старбакса: Иван не стал заваривать, как она просила, а метнулся до кофейни за углом за её любимым. Сам он забрался за барную стойку; хотел было сесть рядом, но интуитивно чувствовал: она скажет что-то плохое. Что-то, от чего лучше быть подальше.
- Существует поступок, за который ты бы меня осудил?
Он колебался долю секунды.
- Нет.
- А поступок, за который ты начал бы меня презирать?.. Стыдиться?
- Нет.
- А…
- Нет.
- Хорошо. Ты ведь знаешь о запретных приёмах следствия, верно? Не можешь не знать. Не миндальничай. Да, Иван, я отдала такой приказ. Да. И… Хочешь знать причину, верно?
- Вас… вынудили?..
Рогозина хмуро усмехнулась.
- Меня? Нет. Я. Я вынудила, Иван.
Он всё так же сидел за барной стойкой. Локти на столе, взгляд в никуда. Кажется, он погорячился, отвечая на вопрос, заданный получасом ранее. Её слова были отвратительны. Но что она могла поделать?.. И он…что он мог поделать теперь.
- Ты же видишь? – как-то просительно подвела черту Рогозина. – Я могла закрыть глаза. Позабыть, убедить себя, что ничего не знаю. Это ведь не в моей компетенции, и я всего лишь невольный свидетель... Никто и не подозревал, что я в курсе. Но я не смогла… Не смогла закрыть глаза, Иван. Я вынудила его признаться. Я надавила на него. Когда его выпустили под подписку, он подписался подо всем, что ему вменяли. А там было ещё несколько бесперспективных дел… Их тоже повесили на него. Ему отвели неделю, не больше. После, под каким-нибудь предлогом схватили бы. Задержание, суд…
- Колония? Пожизненный?
- Если бы. Если бы… Если бы так, я заставила бы себя об этом забыть. Но его отправили бы обратно. Его хотели сделать соглядатаем. Его бы поселили в Безвиле, заставили следить, вынюхивать. Они проворачивали бы дела его руками. И вина, в случае обнаружения, лежала бы на нём…
Тихонов мог бы спорить – с ней, с собой, с этим несчастным изворотливым незнакомцем, которого Рогозина сначала прикрыла, а потом выдала. Но… слишком странно она говорила. Слишком отвратительной и гладкой была её версия. Полно, Галина Николаевна, я не глупый мальчик. Не нужно пытаться не договаривать.
- Галина Николаевна. Слишком туманно. Я не трепло, вы можете рассказать мне, что там произошло по-настоящему… Не пускайте пыль!
Полковник не терпела, когда с ней говорили в таком тоне, и подчинённому ли было об этом не знать. Она угрожающе сдвинула брови. Ещё чуть-чуть – и черта. Но…
- Галина Николаевна… Я же знаю. Тогда, осенью, вы отправили туда нас с Оксаной не просто так. Это было как разведка. И теперь – тоже. Мы с Амелиной – наживка, верно? А сегодня эту роль решили сыграть вы. И немного просчитались. Да?
Кодовую фразу Круглов считывал с лица начальницы без слов: сегодня мне нужно твоё присутствие.
Рогозина, заснеженная, с влажными прядями, выбившимися из-под капюшона, в забрызганных брюках, вошла в прихожую, оставляя за собой лужицы талого снега.
- Знатно метёт, – вздохнул майор, забирая у неё пальто. – Разувайся и проходи. Сейчас наберу ванну.
Пока она отогревалась под горячим душем, он заварил чай, подобрал ей тёплую рубашку, вытащил лучший махровый халат. Достал кружку поглубже, выжал пол-лимона, подумав, добавил три ложки мёда.
- Пей, – проворчал, всовывая тёплую чашку в её пальцы, сморщенные от воды.
За окнами хлестал снег, желтели расплывчатые фонари. Рогозина хмурилась и зевала. Никакой благодарности. Как всегда, впрочем.
- Пей, – повторил майор, вытаскивая откуда-то из глубины шкафа маковый рулет. – Будешь?
- Буду, – между двумя глотками ответила она. На автомате откусывала рулет, помешивала ложкой в чашке, но Круглов видел, что начальница засыпает на ходу. Видимо, расспросы подождут до утра. Ну что ж, денёк ФЭС протянет и без начальства. Ну и без Тихонова, наверное. Видимо, утром надо ждать гостей.