Но Иван удивил и в этот раз. Примчался, едва Николай Петрович отправил полковника спать.
- Галина Николаевна у вас?
- Не ори. У меня. Что ты натворил?
Он не стал мяться, отнекиваться, оправдываться. Выложил начистоту.
- Я сказал ей, что она просчиталась сегодня. И… Я установил в том доме жучки.
«Придурок» – мысленно выдохнул Круглов, пропуская программиста в квартиру.
- Имей в виду, тебе придётся выметнуться часов в семь.
Тихонов понятливо пробурчал в ответ.
- Вряд ли она проснётся раньше девяти, но как мера предосторожности… Не думаю, что вам нужно пересекаться в ближайшие сутки.
- В ближайшие десять лет, – вырвалось у Ивана. – Если она не убила меня сегодня, то только потому что была не в лучшей форме.
- А тебе крупно повезло, – вымолвил майор, заталкивая Тихонова в кухню. Тот, казалось, утратил способность двигаться и соображать, ввалившись в квартиру. Автопилот довёл его до знакомого адреса, а теперь адреналин спал, и программист выглядел не лучше полковника: тот же диковатый взгляд, мешки под глазами, глубокое безразличие, сквозящее в каждом жесте, и усталость. Тяжёлая, долгая, давящая на хребет усталость череды фэсовских лет – печать, незаметно заклеймившая их всех.
- Какого хрена, Оксана?! Какого хрена!!!
Всё повторялось. И он снова не знал ни о чём, снова опоздал.
- Зачем ты туда попёрлась? Искать приключений на задницу?
Амелина смотрела на него расширившимися глазами. Может быть, была шокирована: он никогда не позволял себе такой грубой лексики в присутствии коллег. Но Тихонов был уверен: нет, не из-за этого. Просто она сама ещё не отошла от случившегося. Может быть, до неё только что дошло, что могло произойти, повези ей чуть меньше, не окажись у неё последних крох благоразумия.
- Амелина… Идиотка, – выдохнул он, обнимая её за плечи и прижимая к себе. – Ну всё, всё, Оксанка, всё прошло… Ведь ничего не случилось…
Он чувствовал, как она мелко дрожит под его руками.
- Испугалась?.. Поделом! Бестолочь! Бестолочь!!! Амелина, ты же лейтенант, ты работаешь в правоохранке… А вела себя как… как блондинка! Оксанка… Оксаночка, ну не плачь… Ну ведь всё кончилось, всё в порядке, ты тут… Но не делай так больше, пожалуйста, умоляю тебя, Оксана. Пожалуйста, не ходи больше в такие места. Одна. Ведь непонятно, с кем там была Галина Николаевна… А если бы… если бы тебя… Я и представить не могу, если бы моя се…
Он заткнулся на полуслове: в лабораторию вошла Рогозина. Кивком головы велела ему уйти. И он выпустил Оксану из объятий, подчиняясь властному взгляду Галины Николаевны.
Полковник и лейтенант остались наедине, за непроницаемой стеклянной стеной. Он забился в её кабинет, но всё равно, сквозь переговорную и пустые, звенящие коридоры видел их фигуры, склонившиеся над его столом. Кажется, Рогозина похлопала её по спине, потом приобняла за плечи… Тогда она ещё судила обо всём адекватно.
Но, когда вслед за Амелиной в крупные неприятности вляпался рассудительный Лисицын, она начала что-то подозревать. После того как под окнами Валиной квартиры взорвался грузовик, Галина Николаевна стала сама не своя.
Сначала они думали – очередная попытка испугать, ликвидировать ФЭС. Влиятельных врагов у Службы было достаточно.
Ответ пришёл неожиданно. И даже не по форме 01 – полковника просто предупредили, очень осторожно и корректно, во время перерыва на кофе в очередной конференции в очередной командировке в очередной раз.
Она отнеслась бы ко всему трезвее, если бы под угрозой оказалась она сама. Приди такой конверт Котову, Соколовой, Круглову или кому-то ещё – она и вовсе показала бы себя с лучшей стороны: стальной эталон хладнокровия, безукоризненно отлитый из верных молниеносных решений, без примеси эмоций.
Но Иван, её слабое место… Сведёнными напряжением пальцами она забрала адресованный ему конверт и швырнула от себя. Конверт скользнул по столу и упал на пол.
- Это же улика, Галина Николаевна, – прошептала Оксана, нагибаясь за письмом. – Надо аккуратнее…
- Ты ещё учить меня будешь?! – вскрикнула Рогозина, грохая ладонью по столешнице. Ивану почудилось – подпрыгнул толстенный том УК.
- Галина Николаевна! – попытался осадить её он.
- Молчать!!!
Она уничтожила конверт, так и не вскрыв. Тихонов не посмел требовать прочесть предназначенное ему письмо. Насмехался над собой и презирал себя за это, но… дело было сделано. Кроме них с Оксаной об этом инциденте не знал никто. Порой программист ловил на себе её странный, какой-то виноватый взгляд украдкой...
Позже Рогозина извинилась за ту вспышку и перед ним, и перед Амелиной. И именно с тех пор то и дело отправляла их в тот старый дом в посёлке недалеко от Лазова.
====== Клары Цеткин—Лазов-Каменское. Привет, безумие ======
В последний месяц работы в ФЭС Рогозина начала курить.
Заявление было подписано, бумаги оформлены, в личное дело занесены лучшие рекомендации и похвальные листы. Она объявила об уходе с улыбкой, всем сразу, в самом начале планёрки. Подождала, пока схлынет первая волна, и как ни в чём не бывало начала знакомить их с материалами дела.
Теперь она курила нещадно, выкуривала несколько пачек в день, и Селиванов постоянно ворчал, а Антонова не говорила ни слова.
А ещё она пристрастилась к халве, и Тихонова просто с души воротило от сладковатого запаха жареных семечек и лакрицы.
Больше ничего и не изменилось.
Когда она ушла, курить продолжали, как раньше, только в гараже и в тире тайком.
Однажды Иван засиделся допоздна. Компанию ему, как ни странно, составила Власова – видимо, задремала в комнате отдыха. Они что-то пили, заедали очерствевшим хлебом, не глядя друг на друга. Вдруг Рита резко подняла голову.
- Иногда мне кажется, она бывает тут. Сегодня утром вся посуда была перемыта, и жутко накурено. И крошки от халвы.
Иван кивнул. Он знал, где она. Знал точный адрес, неширокую подъездную дорогу и тропинку через лес. Он даже знал, где найти запасной ключ от второго крыльца. Но в последний вечер в конторе Рогозина перехватила их с Амелиной уже у выхода и попросила: никогда никому. Пожалуйста. И забудьте, что вы там были.
А значит, она там.
А значит, она вернётся.
- Дом не откроют, пока мы не эвакуируем посёлок, – безжизненно-бетонным голосом произнесла полковник.
Внутри было слишком много людей; больше, чем могли вместить его квадратные метры и бревенчатые стены. Больше, чем можно было идентифицировать, распознать, угадать в летнем вечернем пекле.
Людей набили в дом, как в консервную банку, и где-то внутри, медленно разъедая воздух, густел отравляющий газ. Было бы слишком просто снять блоки и выпустить их наружу. Рогозина искала второе, третье, четвёртое дно и не находила. И стояла на том, чтобы эвакуировать весь посёлок, прежде чем открыть дверь.
- Люди задыхаются там! – кричали ей в уши, дёргали за руки, заглядывали в лицо.
- Мы не можем жертвовать тысячей ради двадцати человек…
- Там беременная женщина, Галина Николаевна! Хотя бы её!..
Перед глазами мелькнул горячий горный полдень, духота железнодорожной станции, песок, просачивающийся в уши, в глаза, под кожу. Было слишком жарко, слишком тесно, слишком страшно в том вагоне с заложниками. У неё случился выкидыш.