Нам также дали линейку и коня. Но все лучшие лошади уже были закреплены за разными начальниками, нам досталось хилое животное. Журавлев не мог с этим примириться. Он пошел к заведующему конюшней. Оказалось, что есть конь, превосходный конь, рысак Быстрый, орловской породы, в прошлом не раз бравший призы на бегах в Москве. Но ездить на нем никто не решается, он боится машин. Если навстречу попадается грузовик, Быстрый немедленно сворачивает в сторону и несет. Может и линейку разбить и седоков угробить. Журавлев, не раздумывая, сказал, что мы будем ездить на Быстром. И мы ездили. Нам дали молодого кучера, сильного парня. Быстрому сделали шоры. Если машина обгоняла нас, Быстрый нервничал, но терпел. Если шла навстречу, он кидался в сторону, но кучер сдерживал его, и, промчавшись сотню метров, рысак понемногу успокаивался. Часть пути от города к заводу проходила по гладкой степи. Завидев издали встречную машину, наш кучер попросту поворачивал коня и несколько минут ехал обратно, пока машина не обгонит, затем снова поворачивал Быстрого, и мы ехали своей дорогой.
Хуже было в городе, где на узкой улице не сразу повернешь, да и машина может появиться внезапно и слишком близко. Быстрый несколько раз носил нас, однажды шел прямо на насосную станцию и ударил бы в нее сослепу грудью, если б в последнюю секунду кучеру не удалось его отвернуть. Другой раз он понес перед мостом через речку Мелек-Чисме в самой Керчи, бросился грудью на перила и завис на них, но, к счастью, перила выдержали. Мы не сдавались. Зато какое удовольствие было ездить на нем. Силой он обладал неимоверной, нес тяжелую линейку с нами, как пушинку, имя свое оправдывал. Помню, как однажды, выехав из города на степной простор, мы увидели впереди, почти в километре, директорскую линейку. Разумеется, Трахтер ездил на одной из лучших лошадей заводской конюшни. «Обгоним?» — спросил Журавлев нашего кучера. «Обгоним», — ответил он, шевельнул вожжами, и Быстрый прибавил. Директорская линейка стала приближаться с каждой минутой. Мы догнали ее, обошли, и Журавлев, улыбаясь, помахал Трахтеру кепочкой. Все-таки мы были очень молоды. Зато потом оказалось, что еще прежде, чем нашей работой, мы завоевали известность и уважение тем, что стали ездить на Быстром. Никто, мол, не решался, а вот новые партработники решились и ездят.
Год, проведенный на заводе, один из интереснейших в моей отнюдь не бедной событиями жизни. Я встретился тогда и близко сошелся со множеством значительных и любопытных людей.
Надо отдать справедливость Журавлеву, он был даровит, энергичен, всюду поспевал. Будь у него достаточное образование, он стал бы крупным работником. Однако он сам не понимал, как необходимы ему серьезные знания, это было его бедой.
В пятидесятые, в шестидесятые годы он неизбежно вышел бы в тираж. Но тогда… Рабочие были недовольны снабжением. Журавлев вытащил работников Церабкоопа во главе с их руководителем Саплиным в цехи, заставил их явиться в обеденный перерыв и отчитаться, ответить на вопросы рабочих. Он думал, как бы наладить политическую агитацию, беседы, искал время для этого. В обеденный перерыв времени не хватало, а после окончания смены рабочие быстро расходились. Он создал большую группу агитаторов и распределил их по вагонам рабочего поезда, отвозившего тех, кто жил в городе, с завода домой. Поезд шел минут сорок, за это время агитаторы вели беседы, читали вслух газеты. Сегодня такой способ работы покажется наивным, нынешние рабочие кончили не только восьмилетку, но и десятилетку, и техникум, и всевозможные курсы, выписывают газеты и журналы, слушают радио, смотрят телевизионные передачи. Тогда телевизоров не было, радиоприемников очень мало, «детекторные», газеты читали далеко не все, и потому беседы агитаторов были нужны как воздух. Мы много поработали, чтобы оживить наши клубы. Наконец, мы создали многотиражку «Домна». Сколько трудов стоило получить бумагу, обеспечить типографию. Я был редактором «Домны», единственный штатный работник Сережа Демидов собирал заметки, статьи, многое мы писали сами, я вел раешник-фельетон за подписью Евлампий Проныркин, в котором «протирал с песочком» разные неполадки. Сегодня наша газета вызовет разве только улыбку, но тогда!.. Рабочие брали ее нарасхват. У нас было несколько энтузиастов рабкоров: Сапельников — насколько помню, из механического цеха, Путилин — пожилой уже сторож на проходной, работница, фамилии которой я не помню, мы звали ее Ласточка, но, может быть, это и было ее настоящей фамилией.
Парторганизация наша выросла за год чуть не в три раза, перевалила за тысячу человек, а всего на заводе работало более десяти тысяч. При нас приезжал на завод В. В. Куйбышев, собрание устроили на широкой площадке перед заводом, поставили там трибуну, никаких усилителей тогда еще не существовало, и Куйбышев держал речь, напрягая голос до предела. Он рассказал о ходе выполнения первой пятилетки, о задачах инженерно-технических работников и всех рабочих. В то время, в 1929 году, была наконец задута наша первая домна. В местной газете появилась статья под заголовком «Домна загудела», это вызвало иронический смех доменщиков и всех прочих, так как действующая домна вовсе не гудит, она почти бесшумна, только дышит.