Но об этом расскажу когда-нибудь, при подходящем случае.
А «Зеленая смерть» Соломоновых островов сама по себе. И ничего общего с Саргассами не имеет. Потому что настоящая «Зеленая смерть» — это совсем, я вам доложу, особая штука…
— Да ты бы лучше рассказал, Джонатан!
— Ладно! Отчего не рассказать? Только… Только покуда Иезекииль, проклятая африканская гиена, не притащит мне кружки элю, я слова не вымолвлю: язык, должно быть, распух. Надо промочить горло!
— Гэй, Иезекииль! — послышались голоса заинтересовавшихся рассказом Смита моряков. — Неси эль поскорее!
— Да несу, несу! — отозвался негр, ставя перед Смитом на стол солидную кружку с пенистым элем.
— Ну-с, слушайте! — начал капитан Смит свое повествование, промочив глотку добрым глотком. — Слушайте да мотайте на ус. А поверите ли вы мне или нет, мне на это в высокой степени начхать. Я говорю то, что говорю, и ни слова больше!
— Правильно!
— Не перебивать, мальчишки!
Итак, попал я тогда на Безымянный остров, один из северных островков, принадлежащих к группе Соломоновых.
Отправился я туда совсем по особому случаю: купил я у капитана Гинца «Джессику».
— Которая потом потонула? — переспросил кто-то из слушателей.
— Не потом, — ответил Смит, — а до этого. Именно потому я ее и купил, что она потонула.
Шла она сюда, в Алию, с мелким грузом, главным образом, с перламутровыми раковинами. Ну, попала в ураган к берегам Безымянного острова, налетела на какой-то риф, получила пробоину и сделалась подводным судном. Из всей команды «Джессики» спасся тогда только сам капитан Гинц да пара его матросов, и тех чуть не съели туземцы. Благо еще, вмешались какие-то миссионеры. Принялись эти миссионеры спорить с туземцами на весьма, знаете ли, по моему мнению, щекотливую тему. Уверяют они дикарей, будто бы от человеческого мяса у того, кто его ест, разные болезни заводятся. Волосы выпадают, ноги пухнут, проказа привязывается. Словом, кто человечину ест, тот, будто бы, сам пропащий человек.
А туземцы твердят:
— Кто рыбу ест, часто отравляется ее мясом. Кто свинину ест, тот часто в страшных мучениях помирает…
Тогда миссионеры пустили в ход другой аргумент:
— Да человеческое мясо, дескать, совсем не вкусно!
Ну, а дикари в ответ:
— А вы пробовали? Нет, вы сначала, почтенные отцы, попробуйте, а потом и разглагольствуйте…
Словом, спор затянулся. И чем взяли миссионеры, так чисто практическим доводом:
— Во-первых, спасенные моряки так худы, что на убой не годятся.
— Подкормим, тогда съедим!
— А, во-вторых, если вы их отпустите, то мы вам финтифлюшек подарим на целых десять долларов!
Так и пошли капитан Гинц и его матросы, всего три штуки, за десять долларов и никелевую табакерку, которую пожертвовал один из миссионеров.
Не удивляйтесь, что за Гинца так недорого дали: дикари Соломоновых островов, по крайней мере, в те дни, совсем младенцами были в практических делах, и сколько-нибудь хитрому человеку совсем легко надуть их. Можно было бы выкупить всю тройку по доллару за голову. Но миссионеры-то были новичками, практики не имели и потому оценили Гинца совсем не по заслугам: пять долларов и разломанная табакерка, которую какой-то туземец сейчас же себе в носовую перегородку засунул соплеменникам на утешение, врагам на устрашение, потомству же своему на радость.
А оба матроса пошли за пять долларов. По два с полтиною от башки.
Общий хохот встретил этот рассказ об оценке Гинца.
Когда хохот несколько смолк, Смит продолжал:
— Ну, когда Гинц появился здесь, в Алии, да разнеслись слухи о постигшей его «Джессику» участи, я сообразил, что при случае на этом можно заработать что-нибудь большее того, что заработали от миссионеров туземцы.
«Джессику»-то я знал отлично: суденышко, надо по совести сказать, никудышное. Ему давно бы надо было и честь знать, и самому добровольно на дно пойти, а не дожидаться удобного случая и помощи урагана.
Но, с другой стороны, груз. То есть эти самые раковины. А надо вам заметить, что в те дни, не знаю уж я и сам, почему именно, но спрос на раковины держался крепко. Мода, должно быть, на перламутр была, что ли.
И был у меня готовый покупатель на любую партию перламутра. Хоть две-три сотни тонн привези, все заберет и слова не скажет.
Слово за слово с Гинцем:
— Продай мне «Джессику» со всем грузом! Все равно ведь вытаскивать пароход не будешь: застрахован он был и то выше клотиков, и ты получишь страховую сумму полностью. А за грузом ведь в воду немедленно не полезешь: судно зафрахтовывать придется, людей набирать. Мне же с руки: буду идти мимо, загляну и на Безымянный остров, к твоим приятелям…
— Каким это? — насторожился Гинц.
— А к людоедам Соломоновых островов. Спрошу их, очень ли они жалеют, что вместо тебя пришлось простую свинью сесть…
Ну, выругался Гинц. Очень не любил он вспоминать о том, как дикари его чесноком нафаршировать хотели и на вертеле зажарить собирались.
Но Гинц вспыльчив да отходчив, и мы с ним поладили: я за сто фунтов стерлингов официально вступил в обладание всем грузом потонувшей у Безымянного острова «Джессики».
Но одно дело официально, а совсем другое на деле: ведь груз-то лежал не в каком-нибудь каменном амбаре, даже не под навесом на бережку, а на морском дне, в трюмах затонувшего судна. Да еще где затонувшего?
У каменистых и малоисследованных берегов островка Соломонова архипелага!
Положим, по описанию капитана Гинца я мог бы довольно легко отыскать ту бухту, где разбилась и затонула злополучная «Джессика». Но ни на кого опираться при работах по поднятию груза я уже не мог: покуда Гинц со спасенными матросами добирались до цивилизованных мест, обитатели Соломоновых островов, видите ли, вздумали произвести интересный опыт с миссионерами.
— Какой?
— А они вспомнили, как миссионеры их уверяли, будто от употребления в пищу человеческого мяса развивается проказа. Ну, у них там шла какая-то междоусобица. Два племени воевали. Вот побежденное племя и придумало такой фортель: изловили дикари двух миссионеров и отправили торжественно посольство к победителям:
— Посылаем вам в дар двух белых. Они достаточно откормлены. Скушайте их за наше здоровье, и не сердитесь больше на нас!
А у самих-то была затаенная мыслишка:
— А вдруг победители, покушав миссионеров, в самом деле, все проказой заболеют?
Не знаю, чем эта история закончилась. Но знаю, что миссионеров-то съели!
Словом, отправляясь к Безымянному острову, я даже не мог рассчитывать на то, что кто-нибудь возьмет на себя труд отговаривать людоедов предпочесть свиное или баранье мясо моему собственному.
Однако, перспектива вытащить и перепродать агенту несколько тонн раковин, купленных мною буквально за грош, была так соблазнительна, что вслед за получением от Гинца документов на право производства работ по поднятию со дна моря груза «Джессики» я развел пары и отплыл к Соломоновым островам. Мне удалось довольно легко и скоро отыскать ту бухту, в водах которой затонула «Джессика».
Берег был еще усеян обломками погибшего судна: здесь и там валялись балки, доски, разбитые бочонки и ящики, словом, все то, что или было снесено с палубы «Джессики» волнами до крушения, или, наоборот, уже после крушения всплыло наружу и было прибито волнами к берегу.
На песчаной полоске берега у скал виднелись многочисленные следы людей: это были своего рода визитные карточки тех самых приятелей капитана Гинца, о которых он теперь, не знаю почему, собственно, не мог равнодушно слышать. То ли был недоволен, чудак, довольно низкой оценкой его личности, то ли сердился, что бедные дикари так упорно добирались до его шкуры.
Но в данный момент берег был абсолютно свободен.