— Слушайте, сэр! Надо отвечать за свои слова. Я не потерплю таких инсинуаций. Лорд Беверли, я прошу вас оградить меня от оскорблений в вашем доме.
Я взглянул на сэра Эрнста и заметил, что тот ошарашен этим разговором. По нему было видно, что он им крайне обеспокоен, но в пререкания Холмса и Бержье вмешаться не решался.
— Лорд Беверли, — обратился к хозяину Холмс, — я приношу извинения за эту сцену, но истина того требует. Я не могу допустить, чтобы пользовались вашей доверчивостью. Оба камня — метеориты. Тот, что принадлежит профессору Бержье, предъявлен вам не целиком. Профессор от осколка, видимо крупного, отколол часть, оставив остальное у себя в расчете на то, что, получив субсидии, он через некоторое время вышлет вам другой, потом третий и так далее, сопровождая все измышленными им «расшифровками». Вы, к сожалению, едва не стали жертвой примитивного мошенничества. Только ваша наблюдательность предотвратила это.
Лорд, потемневший, сидел как каменный, не говоря ни слова. На лице племянника была растерянность.
— Послушайте, мистер Холмс, вы без малейших оснований предъявили мне чудовищное обвинение. Я не могу больше оставаться в доме, где меня оскорбляют!
— Совершенно верно. Вы сейчас покинете этот дом, я полагаю, ко всеобщему удовольствию. А что касается бездоказательности моих обвинений, то разъясняю вам. Ваш камень исследовали у профессора Фуллера. Вот протокольная запись. Обращаю внимание на то, что отмечен исходящий от камня запах — неприятный, «похожий на запах порохового дыма». Это обстоятельство неопровержимо. Запах зафиксирован сотрудниками профессора Фуллера, я тоже его почувствовал, да и любой из нас при желании может в этом убедиться. Это запах сернистого ангидрида. Он может сохраняться месяц или несколько более, но никак не пятнадцать лет, в течение которых, как утверждает профессор Бержье, камень был в его распоряжении. На свежем отколе запах опять появится, после чего через определенное, но не столь продолжительное время выветрится. Совершенно очевидно, что вам предъявлен осколок глыбы, хранящейся у профессора Бержье, от которой можно в дальнейшем еще откалывать.
Бержье резко вскочил и вышел из комнаты. Холмс не сделал никакой попытки его задержать, сделав и мне предупредительный жест.
Воцарилось молчание. Выждав некоторое время, Холмс обратился к лорду Беверли:
— Я полагаю, сэр, на этом вся история заканчивается. Профессор Бержье, я полагаю, за своим драгоценным камнем к вам не обратится. Им и другим метеоритом, принадлежащим сэру Эрнсту, очень заинтересован профессор Фуллер. Он очень просил меня поговорить с вами на эту тему.
— А где же профессор Бержье? Что он может сказать по всему происшедшему?
— Он уже ничего не скажет вам сейчас. Он в пути следования. Кеб, который, как вам показалось, Ватсон, преследовал нас, делал это неспроста. В нем ехал Лестрейд из Скотленд-Ярда. Он встретит профессора Бержье при выходе из дома и доставит его по назначению. В Скотленд-Ярде выяснят его личность, его прежние проделки. По обстоятельствам этого дела, я полагаю, меня туда пригласят, я помогу им разоблачить мошенника. Я понимаю, сэр, что вы не заинтересованы в огласке этой истории. На меня и доктора Ватсона вы можете целиком положиться — мы о ней упоминать не будем, с уважением относясь к вашей фамильной чести. Долю участия во всем этом неприглядном деле сэра Эрнста я не намереваюсь выявлять. Это ваше семейное дело, вы его сами уладите, я не позволю себе компрометировать чем-нибудь членов вашей фамилии.
Мы откланялись.
Через определенное время я спросил у Холмса, известно ли ему что-нибудь о лорде Беверли.
— Да, Ватсон. Все уладилось. Надо думать, что у дяди с племянником была неприятная сцена, но потом старик простил молодые прегрешения. А молодой красавец определенно был в сговоре с мошенником. Я не стал бередить рану старого лорда и уклонился от выявления этого. Пойдет ли на пользу ему урок, полученный в этой истории, я сказать затрудняюсь. А что касается камней, то лорд безвозмездно передал их профессору Фуллеру, не желая, чтобы они напоминали ему о том уроне фамильной чести, который едва не был ему нанесен.
ШПИЦБЕРГЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Подходя как-то к нашему дому на Бейкер-стрит, я еще издали заметил, у его подъезда фигуру девушки в черном. Видимо, она колебалась, подняться ли ей по лестнице, чтобы найти нужную ей квартиру. Когда я приблизился к ней настолько, что мог отчетливо различить черты ее лица, она вскинула на меня глаза и с некоторым замешательством обратилась:
— Простите, сэр, вы — доктор Ватсон?
— Совершенно верно, мисс Коутс, я к вашим услугам.
Девушка взглянула на меня с легким удивлением;
— Вы знаете меня? Откуда?
— Для этого не нужно быть Холмсом, мисс, которому, по моим предположениям, вы собираетесь нанести визит. Ведь ваш портрет совсем недавно был помещен почти во всех газетах.
— Да, да… — вздохнула девушка, — печальная известность…
— Если я не ошибся в своих предположениях, то буду рад проводить вас к моему другу Холмсу.
Не говоря ни слова, она последовала за мной, и через несколько минут мы с Холмсом сидели за столом, слушая ее рассказ.
— Я боюсь затруднить вас, мистер Холмс, прося выяснить некоторые обстоятельства, ибо они могут оказаться нелепостью, вздором, просто плодом больного воображения, но я решаюсь на это, так как для меня это имеет очень большое значение.
— Продолжайте, мисс, мы никогда не можем знать наперед, что имеет и что не имеет значения. Равно как не знаем, какие обстоятельства важны, несмотря на то что кажутся нелепостью, а какие — действительно вздор, хотя на первых порах они выглядят первостепенно важными.
Холмс ободряюще взглянул на свою клиентку и продолжал:
— Я знаю, что вы единственная дочь известного, трагически погибшего полярного исследователя Коутса. Поверьте, что и я, и Ватсон разделяем вашу скорбь. Из того, что вы в таком непродолжительном со дня похорон времени решили обратиться ко мне, следует несомненно, что вас интересует какой-то вопрос, имеющий непосредственное касательство к этой трагедии. Вы имеете основание думать, что в гибели вашего отца виновна не только стихия, но и человек?
— Я не знаю этого, мистер Холмс, но мне необходимо это узнать… Необходимо, ибо это вопрос моей дальнейшей жизни… Я уже сейчас не знаю, как вести себя.
— Хорошо, мисс, расскажите все с самого начала. Начните издалека.
Девушка печально вздохнула.
— Мой отец, мистер Холмс, унаследовал от своего отца приличное состояние. Образование он получил также блестящее. Но вопреки надеждам своего отца, моего деда, он не имел никакой склонности заняться, как принято выражаться, полезным делом. Его влекли путешествия, причем обязательно в неизведанные страны. Он стал известным полярным исследователем. Я рано лишилась матери. Отец же, оставшись вдовцом, еще больше отдался своей страсти изучать неведомые страны. Перед последней его экспедицией я продолжительное время гостила у своей тетки в Шотландии. Там мне пришлось познакомиться с мистером Мак-Гиллом. Он ухаживал за мной очень настоятельно, и я не могу сказать, что была безразлична к этому… Дело закончилось его предложением. Я была согласна, но необходимо было испросить согласие отца. По возвращении своем в Лондон я сказала обо всем отцу и надеялась, что он не будет иметь возражений. Отец, как я и ожидала, зная его характер, сказал, что он ни в коем случае не хочет принуждать меня к отказу от брака с любимым человеком, но все же хотел бы знать, достаточно ли он мужествен. Если я не буду возражать, он, отец, сделает моему жениху предложение: примкнуть к его экспедиции на Шпицберген и по возвращении из нее сыграть нашу свадьбу. Я не нашла возражений и сообщила об этом Мак-Гиллу. К моей радости, он воспринял предложение с энтузиазмом. Он писал, что надеется завоевать расположение моего отца и наш брак от этого будет еще счастливее.
К весне он прибыл в Лондон и был зачислен участником предстоящей арктической экспедиции. На судне Арктического института вся экспедиция отплыла из Ливерпуля к берегам Шпицбергена. Они высадились на побережье у Вейде-фьорда и должны были оттуда на лыжах двигаться в глубь острова до определенного, назначенного Арктическим институтом пункта. Часть участников оставалась на базе, другая же, во главе с моим отцом, направилась по намеченному маршруту. На пути следования экспедиции предварительно были организованы склады с продовольствием и горючим, для того чтобы облегчить обратный путь тем, кто пошел с моим отцом. Мак-Гилл по распоряжению отца должен был сопровождать его, но при организации складов, в которой и он принимал деятельное участие, сломал лыжу и повредил ногу. В результате он был оставлен на базе, его заменили другим участником. Когда прошли все сроки возвращения отца и его спутников, оставшиеся на базе пошли им навстречу и всего в двадцати километрах от последнего склада нашли засыпанную снегом палатку с телами погибших. Отец, а также Гортон, Эспер, Грин — лучшие товарищи отца — замерзли. Хенк был еще жив, но обморожен и без сознания. Его доставили на базу, и сейчас он в ливерпульской больнице. Из дневника отца, который он вел до последнего своего момента, видно, что в пути им все время не хватало керосина. Банки, что они брали на складах, были неполные или даже совсем пустые. Это и явилось причиной гибели отца и его товарищей. Так как вопросы материальной подготовки экспедиции во многом были поручены отцом Мак-Гиллу, сейчас оставшиеся в живых участники экспедиции считают его виновником трагедии и усматривают в этом его преднамеренные действия. Так как он небогат, а после женитьбы на мне и смерти отца он, естественно, должен был стать владельцем значительного состояния. Я пришла к вам за советом. У меня никого близких, кроме Мак-Гилла, если его считать, нет. Он казался мне всегда надежной опорой, но сейчас, после всего этого, я не знаю, как поступить. Все товарищи несчастного отца, ранее называвшие меня своей «полярной феей», будут смотреть на меня как на бессердечную дочь, пренебрегшую памятью отца. Да и сама я не могу связать свою судьбу с человеком, который, быть может, является убийцей отца, расчетливым авантюристом.