В ответе Мэн-цзы прослеживается логическая связь и с концепцией сяо кан, изложенной в «Ли цзи»: реализация сяо кан зависит от умения сочетать принципы «пяти постоянств» (у чан), в особенности «ритуала» (ли) и «долга» (и), ведущих к достижению постоянства (стабильности). Мэн-цзы специально поясняет, каких результатов может достичь правитель, если он руководствуется этими принципами, но делает существенное дополнение: успех придёт лишь к тому правителю, который будет уделять пристальное внимание образованию, причём начальному, чтобы воспитать человека долга.
По анализу текстовых фрагментов из «Ши цзина», «Ли цзи» и «Мэн-цзы» можно заключить, что концепция сяо кан выявила основную проблему той эпохи, как она виделась носителям традиции жу — «учёных»: создание нового человека из материала традиционной духовности (дао-дэ) и построение новой цивилизации из материала традиционной социальности (да тун).
В западной синологии господствует мнение, что сяо кан — это конфуцианская социальная утопия, изредка упоминавшаяся в истории Китая. Однако с такой трактовкой не позволяет согласиться целый ряд фактов. Во-первых, концепция сяо кан входит в общую теорию конфуцианства и является её неотъемлемой частью; во-вторых, сяо кан структурируется по архетипической системе категорий у чан — «пяти постоянств», связанной со всем категориальным строем конфуцианства; в-третьих, это историческая судьба конфуцианской доктрины. Как известно, при Ханях она получила официальный статус, а теория сяо кан, таким образом, обрела практическую детерминанту.
Эта концепция не забывалась и в средние века. Как установил упоминавшийся выше исследователь конфуцианства Тан Цзыхуан, понятие сяо кан встречается в отдельных трактатах эпох Цзинь (265—420) и Сун (960—1279). В них термин сяо кан использовался по преимуществу в двух значениях: «Внутри государства как символ спокойствия и экономического улучшения; внутри семьи как символ относительной зажиточности, когда семья уже не тоскует о тепле и сытости»[24]. Важно отметить, что не только на теоретическом уровне, но и в народном сознании термин сяо кан запечатлелся именно в этих двух значениях.
Особенно востребованной оказалась концепция сяо кан в конце ⅩⅨ в., в период движения за модернизацию страны, но не как самостоятельная концепция, а как необходимый этап в построении общества «Великого единения». Эта трактовка была связана с упоминавшимся в начале статьи именем государственного деятеля и реформатора Кан Ювэя. Интерпретируя высказывания Конфуция об идеальном прошлом, сделанные в беседе с учеником Янь Янем, «Кан Ювэй,— отмечает академик С. Л. Тихвинский,— впервые в истории китайской общественной мысли выступил с утверждением, что… Конфуций говорил не о прошлом, а о будущем обществе, и что все прежние комментаторы конфуцианских канонов допускали грубую ошибку, полагая, что период „Великого Единения“ — это пройденный этап китайской истории»[25]. Синология должна быть признательна С. Л. Тихвинскому за фундаментальное исследование социальной доктрины Кан Ювэя, способствовавшее постижению внутренней логики эволюции современной политической культуры Китая.
Термин сяо кан использовался Кан Ювэем лишь в связке с да тун, обозначая «эру малого спокойствия», или «эру становления», необходимую для выхода из «эры хаоса». Кан Ювэй истолковал учение Конфуция в духе историософской концепции конфуцианца Хэ Сю (Ⅱ в.). «Согласно „вновь открытому“ Кан Ювэем учению Конфуция — пишет академик С. Л. Тихвинский,— человечество в своём развитии переживает три периода, каждому из которых должны соответствовать свои собственные законы. После периода „хаоса и смуты“ должны последовательно наступить период „становления“ и период „Великого Спокойствия“. Для периода „становления“ характерны законы „Малого Мира“ (т. е. сяо кан.— Авт.), в период же „Великого Спокойствия“ должны вступить в силу законы „эры Великого Единения“»[26].
Чан Кайши воспринял концепцию сяо кан Кан Ювэя. Это произошло, когда, оказавшись в изгнании на Тайване, лидеры Гоминьдана осознали необходимость более активной апелляции к традиционным конфуцианским ценностям для расширения социальной базы Гоминьдана. При этом значительное влияние на идейные воззрения Чан Кайши оказали давние приверженцы конфуцианства, идеологи Гоминьдана Дай Цзитао и Чэнь Лифу. А. В. Меликсетов указывает, что Чан Кайши в своей работе «Дополнительное описание двух разделов принципа народного благоденствия — воспитание и развлечение» «выступает как истолкователь важнейшего в суньятсенизме теоретического понятия „Миньшэнчжуи“ („Принцип народного благоденствия“), стремясь по новому взглянуть на связь народного благоденствия с Великим Единением (да тун)»[27]. Чан соотнёс доктрину сяо кан с переходным периодом и конкретизировал её экономическую составляющую: «…товары производятся ради прибыли, а люди трудятся ради получения заработной платы»[28]. «При сопоставлении трактовки да тун и сяо кан в работах Чан Кайши,— отмечает А. В. Меликсетов,— выясняется, что строительство общества народного благоденствия идёт по ступеням лестницы — от малого спокойствия к великому единению»[29].
27
Меликсетов А. В. Можно ли определить модернизацию КНР в конфуцианских понятиях? // Общество и государство в Китае. М., 1990. С. 215.
28
Меликсетов А. В. Социально-экономическая политика гоминьдана (1927—1949 гг.). М., 1977. С. 237.