Но если в технике Жюля можно считать пророком, то в области общественных отношений, политики, культуры его мрачные предвидения не сбылись. Один из критиков назвал их «отражением делячества Второй империи»[1]. К счастью, романист преувеличил силу денег, ошибся с определением положения классической культуры в нашем обществе и самого типа людей, хотя отдельные положения его мрачных предсказаний осуществлялись в той или иной мере в процессе развития современного общества, да и в нашей жизни при желании можно отыскать параллели верновским пророчествам.
Это странное и вместе с тем сильное произведение в значительной мере меняет наше представление о Верне как человеке и писателе. Футурологом писатель, по существу, и был-то только в этом романе. Он дает красочное описание метрополии будущего. Но в этом городе права гражданства имеют только деньги да механические науки, культура находится под полным контролем государства, и только несколько деклассированных маргиналов еще сохраняют память о классической культуре — их безжалостно давят сарказм и безразличие, убивают голод и нищета. Такое контрастное видение городской цивилизации, восхищающей своими техническими достижениями, но абсолютно обескультуренной, и составляет основной мотив «Города будущего».
Полностью проявился в футурологической фантазии и романический талант Верна. «Здесь пробивается стиль Жюля Верна, со своими недостатками и оплошностями, разумеется, но и со своими достоинствами. Здесь уже появляется любовь к перечислению (общественных учреждений, писателей, поэтов, ученых и музыкантов), которая так знатно заявит о себе в реестрах рыб, насекомых или растений, через которые иные молодые читатели "Необыкновенных путешествий" порой будут пытаться перескочить, зато другие станут ценить их поэтические качества. Повсюду на страницах романа рассыпан юмор. А в особенности здесь уже есть эта способность раскрыть сегодняшние реалии, чтобы увидеть в них мечту»[2].
Неясной остается дата написания романа. Когда-то его считали предшественником «Пяти недель на воздушном шаре», но он, видимо, все же написан позже. До 1863 года, как утверждает Гондоло делла Рива, «Город будущего», во всяком случае, не мог быть написан. Кроме того, содержание письма Этцеля, приложенного к возвращенной рукописи, дает основание утверждать, что самый замысел романа появился после знакомства Жюля со своим будущим издателем, а его осуществление, вероятнее всего, произошло непосредственно после окончания знаменитых «Пяти недель на воздушном шаре».
Пьер Жюль Этцель отклонил рукопись, вернув ее автору со своими замечаниями в конце 1863 или начале 1864 года. «Дорогой друг, — начинает издатель свое сопроводительное письмо, — все эти обширные диалоги не являются тем, о чем вы думаете. Они выглядят нарочитыми, не вытекающими из обстоятельств. Такой прием хорош под рукой Дюма, в изобилующей приключениями книге, здесь же он утомляет… Это — всего лишь мелкий журнализм, вот и все. Это ниже вашего замысла»[3]. А всю содержащуюся в романе критику общества, «все эти гипотезы» Этцель посчитал неинтересными. «Нет, нет, — убеждает он молодого автора, — это не получится. Подождите с такой книгой лет эдак двадцать»[4]. Вся рукопись пестрит пометками Этцеля: «развить», «детализировать», а иногда встречаются и более резкие суждения, как, например: «Сегодня в ваше пророчество не поверят».
В конце концов издатель выносит суровый приговор: «Вы взялись за непосильную задачу… и не смогли ее хорошо воплотить. Это на сто футов ниже "Пяти недель на воздушном шаре". Если вы перечтете рукопись через год, то согласитесь со мной. Это — для дешевенького журнальчика. Я ожидал лучшего. Публикацию подобной работы я считал бы несчастьем для вашего имени. Это дало бы повод судить о том, что "Воздушный шар" был только временной удачей. Но у меня есть "Капитан Гаттерас", и я знаю, что, напротив, случайность — эта вещь, но публика-то этого не ведает. Вы еще не созрели для подобной книги. Вы дозреете до нее лет через двадцать… Такая литература ниже вас, и притом почти в каждой строчке»[5].