Общеимперская самодержавная власть определяет направление всякой государственной работы, направление жизни политической, указывает, что отвечает благу всей Империи, как в коренных ее частях, так и на ее окраинах. Органы финляндского самоуправления, а в том числе и сейм, обязаны поэтому осуществлять эту волю и согласоваться с нею. Вот почему, между прочим, в общеимперских вопросах заключения сейма должны сводиться, главным образом, к указаниям путей для наилучшего осуществления Монаршей воли в пределах Великого Княжества и при наличных в нем условиях: одна только общеимперская власть может и должна давать общегосударственному закону окончательную форму и санкцию.
Давая разные преимущества краю, русская власть вправе требовать сознательного участия Финляндии в общегосударственной жизни, то есть теснейшего единения Финляндии с Империей. Но этой-то справедливой и естественной взаимности со стороны Финляндии нельзя, к сожалению, ни в чем усмотреть.
Финляндия всегда противопоставляется России. Финляндия не только обособляется от России, но выдвигается, как нечто конкурирующее, противодействующее России, и потому в ней хотят усмотреть крайний оплот западной цивилизации против варварской России; ее втягивали даже в сферу «скандинавизма». Газета «Wiborgsbladet» сама признала, что с 1 сентября 1882 г. она приняла на себя роль часового Финляндии против Востока, с целью охраны родной культуры.
В последние десятилетия Финляндия особенно упорно стала выдвигать свое государственное положение в составе Российской Державы. Сейм 1899 г. впервые открыто выступил с формулировкой «государственных» прав Финляндии и описанием ее «конституции». Европейский мир встретил вновь народившееся северное царство благосклонно, очевидно, в расчете, при случае, извлечь какую-нибудь пользу из нового государства-буфера. Финляндцами Европа, кроме того, хочет воспользоваться, как передовым своим постом и оплотом против азиатского деспотизма.
Со всеми подобными обстоятельствами необходимо считаться тем более, что «если стать на точку зрения финляндцев, невозможно указать ни на один принцип, служащий звеном между коренной Россией и Финляндией, ни на одну отрасль государственной жизни, где оказывалась бы солидарность воззрений и целей, необходимая для общеимперской жизни составных частей единого государственного организма».
Финляндцы замкнулись в свои интересы и, руководимые ложной теорией о своем «государственном» положении, не выяснили себе и не сознали своих обязательств относительно Империи, даже не хотят признать, что в области общеимперской самодержавная воля — закон.
Признать это тем более было легко для них, что «требование русской власти ограничивается р настоящее время лишь тем, чтобы в правовом сознании руководящих классов Финляндии и в ее общественной жизни не совершалась работа над политическим разъединением и духовным отчуждением края от коренной России.
У финнов имеются хорошие качества. Россия, дорожа сими качествами, желает призвать финнов к совместной жизни, к теснейшему единению, к осуществлению общегосударственных задач. Такова главная задача русского правительства.
«...Ни законодательного, ни административного самоуправления уничтожить не предполагается и денационализации в виду не имеется, писал 8 сентября 1899 г. Вячеслав Константинович Плеве одному из своих сотрудников. Желательно лишь, чтобы автономия не исключала начала нашего государственного права, согласно коему Финляндия есть область государства, управляемого властью самодержавной. Что же касается культуры, то конечно желательно ее дальнейшее развитие, лишь бы она не поддерживала антагонизма по отношению к нам Финляндии. С высшей этической точки зрения, задачи этой культуры должны бы заключаться в отыскании точек соприкосновения между Западом и Востоком (разумея Восток не китайский, а наш славянский) для дружной общей работы, для стремления к осуществлению общего идеала. Нам необходимо согласовать принцип самодержавия с самоуправлением. Для этого надо поработать прежде всего над раскрытием духовной стороны русского самодержавия, намеченной в трудах первых славянофилов, ради очищения автократического принципа и от восточных понятий, и от ереси просвещенного абсолютизма, подставляющего под понятие государства понятие о личности самодержца и затемняющего служебную роль автократического режима на Благо народа».