За заграничные паспорта финляндцы платят также меньше, чем русские, всего 3 р. (или 8 мар.) за пятилетний паспорт, а мы — 10 р. за полугодовой.
Обращаясь к прошлому, напомним следующие факты.
В 1810 г. для финляндского банка отпущен был 1 млн. рублей заимообразно, но без всяких процентов.
В 1811 г. Финляндия получила целую Выборгскую губ. — и с тех пор доходы с этой губернии поступают не в русскую, а в финляндскую казну.
Финляндии разрешили устроить по Петербургской губернии, от Белоострова до столицы, железнодорожный участок, который является самым доходным из всех железных дорог края, благодаря преимущественно наплыву дачников в летнее время.
В 30 верстах от столицы Империи находится финляндская таможенная линия. Таможенный доход является главной статьей поступления в росписи Великого Княжества. Сумма дохода достигает уже 30 млн. марок и вся она отдается на нужды края; тогда как справедливость указывает, что она, по примеру других государств, могла бы быть относима к общегосударственному достоянию. Чтобы не распространяться о значении таможни, укажем только на тот факт, что статс-секретариат в семидесятых годах признал необходимым не показывать в отчете управления Финляндии цифровых данных в общих и таможенных доходах края, дабы эти данные не послужили поводом русскому правительству вмешиваться в дела Великого Княжества. Когда позднее в местной печати зашла речь о той же таможне, то финляндцы заявили, что никогда не откажутся от таможенных доходов страны.
А сколько милостей даровано затем гельсингфорсскому университету!
Страна беспримерных льгот и привилегий не участвует в уплате государственного долга Империи, вызванного преимущественно надобностями охраны границ: она не расходует ничего на министерство иностранных дел, оберегающее интересы Финляндии; она не знает расходов по министерству Двора и по морскому министерству, — что вместе составляет ежегодно около 6,5 млн. руб. — Давно ли, например, Россия единовременно отпустила на постройку флота 90 млн. руб., и в этом расходе Финляндия не приняла участия ни единой полушкой.
Финляндия, как уже указали, столь счастливо поставлена, что получает от русской казны ежегодно более 3 млн. рублей, расходуемых нами на содержание войска, русскую администрацию, учительский состав и пр. При рассмотрении вопроса о распределении казенных сборов и расходов выяснилось, что «Финляндия уплачивает в русскую казну всего 14 коп. с души, при получении за счет русской казны по 1 р. 36 коп. на каждого своего жителя».
Указанного, надеемся, достаточно, чтобы видеть, какими соками она питается и как легко ей вести борьбу за существование. «Я видел Польшу, — сказал 25 лет тому назад депутат народной партии Швеции, — и хорошо знаю Финляндию. Маленький финский лев, попав на широкую грудь русского орла, так окреп и вырос, что мы, оставившие его вам в виде хилого львенка, не узнаем нашего бывшего вассала».
В общем выводе мы утверждаем, что если бы любой нашей губернии были предоставлены такие невероятные преимущества в течение почти столетия, какими была осыпана Финляндия, то эта русская губерния несомненно бы процвела, завела бы свой университет, покрылась бы сетью железных дорог, открыла бы сотни школ и проч., и проч.
Повторяем, что мы не отказываем финнам в трудолюбии, в известной доле предприимчивости и отнюдь не желаем отрицать влияния народного представительства в развитии края, но совершенно не согласны с тем, что финны всеми культурными успехами обязаны исключительно самим себе и своим сеймам. Если бы самодержавные Монархи России не простерли своей милостивой руки финнам и край не воспользовался бы столь обильными щедротами, Финляндия не достигла бы той высоты культуры, на которой теперь находится.
Развитие культуры облегчалось в известной мере для финляндцев еще тем, что они имели перед собой всегда и для всего готовые образцы, в чудно развившейся Швеции. Они и копировали ее, избавленные таким образом от дорогостоящих опытов и самостоятельных разработок.
Какова бы ни была финляндская культура и каков бы ни был уровень нашего духовного и материального развития, но то политическое и государственное объединение окраины с центром, которым озабочено правительство и которому противодействуют в крае, ничем решительно не мешает материальному и нравственному росту Финляндии. Своей «отсталостью» Россия никакого препятствия культурным окраинам не причиняла. Напротив, Финляндия, Польша и Прибалтийский край только тогда и стали вполне развивать свою культуру, когда сделались частями Российской империи; национальная жизнь финнов и расцвет их литературы всецело приходится на время после их присоединения к государству русского народа. Империя никогда не навязывала финляндцам своей «гражданственности», не изгоняла их языка, их порядков. Швеция поступала иначе: в своих пределах она запретила все финское, исключая Евангелия. Финляндия и Польша разбогатели под русским «угнетением». Россия своей материальной силой и политическим положением создала для Финляндии совершенно исключительное положение и такую обстановку, которые особенно благоприятствовали ее развитию. Россия не только не стесняла свободы культурной работы Финляндии, но постоянно содействовала ей, хотя бы тем, что утверждала просимые законоположения, была неизменно доброжелательна к финнам и предоставляла развиваться деятельности общественного их самоуправления. Россия дала Финляндии охрану, облегчила ее военное дело, несет за нее многие государственные тугости и пр. При таких условиях Финляндия вся могла отдаться своей культуре и ей легко было начать даже мечтать о «государственном» положении, о полной национальной независимости и т. п.