Мы привели почти дословно мысли Лейно.
Прибавим кстати, что один из шведских писателей, видимо ознакомившись с духом некоторых литературных произведений Финляндии, вложил в уста финского студента следующие слова: «Мы помним, что на ледяном побережье у Колы, в суровых окрестностях Архангельска, в снежных тундрах Сибири и в пустынной земле «чуди» обитает безмолвная толпа финских братьев, ожидающая избавления от мрака и мучений. Мы ждем своего Александра, своего завоевателя, который пойдет, предшествуемый финляндским знаменем и сопровождаемый финской культурой. С его появлением настанет наш день и тогда мы выступим гордые и свободные. Тогда могучие борцы Севера внесут благо цивилизации в полярные страны, тогда Швеция вновь войдет в свои границы от Зунда до реки Торнео, а юная и великая Финляндия объединить свое царство от Балтики до Берингова пролива, охватывая Ледовитый океан. Будем ждать; эта надежда поддержит нас вплоть до новой, отрадной великой борьбы»...
Другие финляндские писатели и ученые довольствовались более скромной будущностью для своей родины. По представлениям одних судьба определила Финляндии быть тем великим мостом, чрез который культура Запада войдет в Россию. О высокой роли, предопределенной Финляндии, говорили ей преимущественно шведские друзья и почитатели, например Израэль Вассер. Финляндец Эмиль фон-Квантен призывал своих соотечественников отделиться от России и образовать Северо-Европейские Штаты из Швеции, Норвегии, Дании и Финляндии. Этому плану, по-видимому, сочувствовал и «кандидат» К. Г. Эстландер, впоследствии профессор Гельсингфорсского университета, когда он, на студенческом празднике, устроенном в честь И. В. Снелльмана в 1856 г., обращая речь свою к скандинавской молодежи, сказал, что у них, так же как и у нас (финляндцев), жива большая и многозначащая идее о северном культурном единении, как основе для социального и, может быть, также политического союза северных пародов». Полковник Беккер, во французской брошюре «Независимая и нейтральная Финляндия» (1880 г.), советовал Австрии, Англии и Германии создать из Финляндии государство, на подобие Швейцарии и Бельгии. Граф Г. М. Армфельт составил проект о «самостоятельной» Финляндии под гарантией Англии (в 1811 г.). Следовательно, финляндцы довольно часто фантазировали на тему о будущей независимой и самостоятельной Финляндии.
К мечтам о будущей «великой Финляндии» надо присоединить еще поездки, совершаемые по России некоторыми финляндцами, с целью изучить финские племена, так как в их описаниях проскальзывают иногда и политические мысли и планы.
В 1879 г. по русской Карелии путешествовал некто Эрвасти.
Его сердце усиленно билось, когда в Олонецкой и Архангельской губернии он слышал финскую речь н заявление местных обывателей: «здесь не Россия, а Карелия!» Он отметил в своей книжке («Из путешествия по русской Карелии летом 1879 г.» Эрвасти. Улеоборг, 1880 г.), что финское правительство называли в Олонецкой стороне финским князем. «Конечно, — прибавляет автор, — по мнению олончан, русский царь и финский князь — различные лица. Олончанам Финляндия рисовалась каким-то Эльдорадо и они, вздыхая говорили: «Эх, если бы у нас было так же, как у вас; если б да у нас были финские законы»! «Это постоянная безнадежная мечта»! И она в кареле старательно поддерживается и раздувается господами финляндцами, преследующими очень определенную цель. «Нам, финнам, нужно особенно иметь в виду существование Соловецкого монастыря. Его заслуга или вина — можно выразиться, как угодно — заключается главным образом в том, что в прошлые времена соединение Карелии с прочей Финляндией не состоялось, и если еще в будущем настанет время, когда финны по ту и другую сторону Маансельки поймут, что они один народ и будут стремиться к соединению, то наибольшие препятствия для этого встретятся со стороны этого монастыря»...