Во время оборонительных боев в предгорьях и в горах Кавказа, в широких степях Кубани и на Таманском полуострове, на берегу Азовского моря, а сейчас среди садов и крытых соломой украинских хат улыбка, приветливые слова, песенка командира батареи придавали нам бодрость и силы для борьбы.
Слова песенки «Лизавета» почти не сходили с его уст. Маша, невеста, ожидала его на далеком Урале. Там же остались его родные: мать, сестра и отец — инвалид со времен борьбы за Советскую власть с бандами Антонова и Махно.
— Я приближаюсь к родине моих предков, — делился он со мной. — Увижу ли я ту землю, за свободу которой пролили они свою кровь?
И грезилась командиру земля, знакомая по рассказам, которую он хотел увидеть свободной.
— Увижу ли Вислу и ту Келецкую землю, где на деревьях много птичьих гнезд и елки вечнозеленые… Земля, которая впитала кровь повстанцев 1863 года. Знаю, что не все из них дождались свободы. Мой дед тоже умер…
Командир погружался в раздумья, а мы смотрели на постоянно пылающий западный горизонт. Там, уже совсем недалеко, проходила государственная граница Советского Союза, а за ней Польша, моя родная земля, а для командира батареи — родина предков.
В первые дни марта советские войска, действовавшие на Правобережной Украине, перешли в наступление. Мощный удар, нанесенный по врагу, потряс его оборону. В ходе боев мы оставляли позади сожженные деревни и города чудесной украинской земли. За нами оставались новые километры дорог и люди, освобожденные от неволи. В лицо нам веял мягкий юго-западный ветер. Мы прошли реку Збруч.
Однако и здесь противник оказывал ожесточенное сопротивление, пытаясь остановить дальнейшее продвижение советских войск на юг. Еще в конце февраля, обнаружив подготовку 1-го Украинского фронта к наступлению, он начал перебрасывать на этот участок из района Умани пять танковых дивизий. Между Тарнополем и Проскуровом он сосредоточил до девяти танковых и шести пехотных дивизий, которые предприняли ряд сильных контрударов.
Это несколько снизило темны нашего наступления. В особо тяжелом положении находились пехотные подразделения. В трудных условиях весенней распутицы они вынуждены были отбивать яростные атаки моторизованных войск врага. День и ночь гремели орудия нашей артиллерии, прямой наводкой уничтожая гитлеровские танки.
…Наступил вечер, один из тех в моей фронтовой жизни, которые навсегда останутся в памяти. Вокруг гремела канонада. Трассирующие пули рассекали воздух. В отдалении, метров за пятьсот от позиций батареи, горела какая-то деревня, а дальше находились подразделения нашей дивизии. Они вели бой, как нам казалось, успешно. Мы уже нетерпеливо ждали команду «Отбой», чтобы опять двинуться вперед, на запад.
Но боевая обстановка всегда таит в себе неожиданности…
Среди развалин догорающей деревеньки вдруг показались танки. Двигались они в нашем направлении. В вечерних сумерках «тигры» выглядели, как чудовища, угрожая ревом моторов, грохотом орудий.
Итак, схватка не на жизнь, а на смерть. Только так всегда заканчивались эти сражения. Танки приближались.
— К бою! — раздалась команда майора Сапёрского. — Бронебойным, прямой наводкой!..
Вой снарядов рассекал воздух над нашими головами. Первые снаряды разорвались сзади, где-то за позициями наших орудий. Следующие рвались уже перед нами… Резкие вспышки взрывов ослепляли нас.
— Огонь… Огонь! — кричал командир орудийного расчета сержант Коля Усиченко. Я устанавливал прицел. Ефрейтор Ахмет Мусукаев щелкал замком орудия после каждого выстрела.
Снаряд за снарядом летели навстречу танкам врага. Схватка была беспощадной, а ее ставкой была не только наша жизнь, а прежде всего свобода людей, уже спасенных от неволи, и тех, кто еще этого ждал. Для меня лично это был этан на пути к родной деревне, которую я покинул четыре года назад.
Текли минуты, а нам они казались вечностью.
Грохот орудий, крики команд, стоны раненых, взрывы снарядов и фонтаны грязи… Санинструктор Соня бегала между позициями орудий. Среди вспышек взрывов блестели ее длинные вьющиеся волосы. Была она без ушанки, без шинели…
Вдруг где-то сзади, за нами, небо окрасилось огнем. Раздался страшный грохот и вой. Что-то с ревом пролетело над нашими головами.
— «Катюши»! — радостно закричали мы. Там, откуда только что неслись смертоносные снаряды из пушек вражеских танков, пылала сейчас земля. Рукавом я вытер мокрое от пота лицо.
— Ребята, скорей сюда!.. Ребята! — сквозь гул, шум, грохот и стоны раненых пробивался отчаянный крик Сони. Я почувствовал, как деревенеют ноги. Боялся за эту девушку, которая была мне так дорога… Опережая других, я бросился к ней.