— Что, правда, Коукер попала в беду?
Но они были нездешние. Пришли откуда-то на барже с гравием. Они не знали Коукер. И тут я увидел, что она идет к «Орлу» с сеткой в руках, а в сетке — вязанье и шлепанцы. Портативный уют. Я улыбнулся и приподнял шляпу, снял ее совсем.
— Привет, Коукер. Вот я и снова здесь.
— Уже вышли? Я думала, завтра.
— Вышел, Коукер. Рад тебя видеть. Мне, должно быть, нет писем?
— Вы зачем пожаловали? Отдать мне долг? — сказала Коукер с таким видом, что я сделал шаг назад.
— Не волнуйся, — сказал я быстро. — Получишь все, до последнего пенни. Откуда мне было раздобыть деньги в тюрьме?
— Будто вы на воле пытаетесь это сделать. Но больше не ждите.
— Само собой, Коуки.
Но Коукер завелась на полный завод. На всю пружину. Сжала кулаки, того и гляди стукнет. Я отступил еще на шаг.
— Где этот ваш юрист, который должен начать дело? Вы уже всем раззвонили о нем. Теперь, когда вас выпустили, люди, поди, захотят получить с вас свои денежки.
— Да получишь ты свои деньги, еще и с процентами.
— А как же! — И она вставила ключ в замочную скважину. — Четыре фунта четырнадцать шиллингов. Уж я об этом позабочусь. В среду иду к этой женщине за свидетельскими показаниями. И вы со мной. И если вы водите нас за нос, полиции снова будет работа.
Три типа глазели во все глаза — но что до них Коукер? Люблю Коукер. Ей на все плевать.
— Конечно, я пойду с тобой, Коукер. И мы получим показания. И деньги. Тут и спору нет.
Коукер отперла и вошла. Я двинулся было за ней, но она прикрыла дверь, оставив щелочку дюймов в шесть, и сказала:
— Закрыто.
— Я посижу в коридоре.
— Где ваши носки?
— К чему они мне?
— От меня вы носков не дождетесь. Так что выньте их из кармана.
— Можешь обыскать меня, Коукер.
Коукер задумалась, выставив нос в щелку двери. Глянула, словно синица сквозь изгородь. Затем сказала:
— Хорошего вы сваляли дурака. Ну на кой вы ему угрожали?
— Что делать, Коукер? Вышел из себя. Вспомнил, как меня обдурили. Я от этих мыслей всегда на стену лезу.
— Вам еще повезло: отделались одним месяцем.
— Да, тюрьма пошла мне на пользу. Я поостыл. Ну, полно, Коукер. Я посижу в коридоре. Не обязательно поить меня чаем.
— Вам известно, когда мы открываем? Так не забудьте — среда, в девять. И держитесь подальше от телефона. — Она захлопнула дверь.
Все. Странно: чего ей вдруг так приспичило получить с меня деньги? Плохой признак. Теперь у дверей толклось человек шесть-семь. Скоро откроют. Я сказал одному из них:
— Похоже, насчет Коукер не врут. Она переменилась.
— П-прошу прощения?
— Н-неважно, — сказал я, невольно заражаясь.
Я его узнал. Зеленые глаза. Соломенные волосы. Большой, широкий, как у теленка, нос. Школьник. Фамилия, кажется, Барбон. Ходит в булочную рядом с моим старым домом. Выпускной класс. Болтает о Рескине и Марксе. В руках у него был ранец. Что это он делает у пивной? — подумал я. Но тут нос его порозовел, и он сказал:
— Мистер Дж-джимсон!
— Верно, — сказал я. — Я мистер Дж-джимсон.
— Я б-беседовал с вами один раз, на прошлое Рождество.
— Как же, как же. — Хотя я, конечно, ничего об этом не помнил. — Помню, помню. Весьма поучительная беседа. Как дела в школе? — И я двинулся прочь.
— Вы сказали, что Уильям Б-блейк — величайший художник на свете.
— Неужели? — Мне не хотелось вступать с ним в разговор. За душой у него ничего, кроме слов. Задаст кучу вопросов, а отвечать ему — все равно что горохом об стенку. — Прошу прощения, тороплюсь, — сказал я. — Очень занят. — И дал ходу.
Солнце расплавилось. Границы его исчезли. Прилив в полном разгаре: вода сверкает, как пиво в бутылке. Полно пузырей, и каждый из них — электрический фонарик. Туман скучивается в пухлые шары облаков; белое и синее — дрезденский фарфор. Фламандские ангелочки Рубенса делла Роббиа{3}. Одно облако, большое, сверху, свернулось калачиком, нос к коленям, вроде той маленькой мраморной женщины, которую Добсон сделал для Куртолда{4}. Красотка. При мысли о ней я чуть не пустился в пляс. Так и ложится в ладонь. Гладкая и округлая, как крикетный мяч. Классика. Шедевр.
Глава 2
С того места, где я стоял, мне была видна моя мастерская — старый сарай для лодок у самой воды. Крыша кое-где прохудилась, но я был рад, когда заполучил его. Моя беда — слишком большие картины. Последняя из них, «Грехопадение», двенадцать футов на пятнадцать, а для такой картинки не найдешь настоящей кирпичной студии дешевле, чем за две сотни фунтов в год. Так что я рад был заполучить этот сарай. Тем более с чердаком. С одного края я снял перекрытие, получилась прекрасная стена семнадцать футов высотой. Когда я приколотил холст, он всего на два фута не доставал до полу. Как раз то, что надо. Я предпочитаю, чтобы мои картины были выше уровня, доступного для собак.
4
Добсон Фрэнк (1888—1963) — современный английский скульптор. Галерея Института Куртолда (Курто) в Лондоне славится небольшой, но прекрасной коллекцией современной живописи.