– Сегодня поедем?
– Нет, сегодня не поедем. Солнца много сегодня, и ты вовсе ослепнешь, как поедешь.
Но с медведями им пришлось столкнуться раньше, чем наступил следующий день.
К вечеру этого дня небо подернулось легкими полупрозрачными облаками, а ночью
начались ветер и снег. Разбушевалась обычная новоземельская пурга.
Из-за шума ветра не услыхали собаки о приближении незваных гостей, не предупредили
об их приходе своих хозяев.
И люди проснулись лишь после того, как один «гость» когтистой лапой сделал дыру в
стенке чума.
Лай собак, резкие вскрики Ефима и Яшки на мгновение слились, а потом быстро один за
другим грянули два выстрела. За выстрелами последовал страшный медвежий рев, потом
падение тяжелого тела.
Ещё через несколько секунд с треском переломился один из шестов, служащих
основанием чума, и опять медвежий рев: это новый «гость» хотел войти в чум с другой
стороны.
Опять грянуло два выстрела... И одновременно с медвежьим рёвом весь чум повалился
набок.
Ветер рванул опрокинутое человеческое жилище, доделал то, что начал делать медведь:
люди и собаки очутились под открытым небом, на резком, холодном, пронизывающем ветру.
Ночи были уже белы, а пурга не так густа, и люди сразу увидели медведя, в клочья
рвущего остатки чума: медведь считал, очевидно, своим главным врагом именно чум.
Две-три секунды – и опять выстрелы, на этот раз смертельные для медведя.
Когда все было кончено, когда страх прошёл, Ефим сказал, улыбаясь:
– Пришли хозяева здешних мест и вытряхнули нас из чума, Яков Михайлович. Что будем
делать?
– Не знаю.
– Я тоже не знаю... Ветер бы стих, тогда бы хоть чум починили.
– Что будешь чинить, как на маленькие кусочки всё разорвано?
– Ничего, что разорвано. На то иголка есть, чтобы сшить. А вот шесты сломаны – вот это
худо. Где достанем шесты теперь? Нигде не достать. Хочешь не хочешь, надо, видно, в
Крестовую ехать.
День и еще полдня возились, снимая шкуры с двух медведей и поправляя чум.
Работал больше Яшка, потому что у Ефима пальцы «гудели», и он ничего не мог держать
в руках. Яшка зашил прорехи, наделанные медведями, скрепил три переломанных шеста.
– Испугался медведей? – спросил Ефим, когда уселись за чаепитие в отремонтированном
чуме.
– Испугался.
– Не хочешь больше поохотиться на них?
– Собаку надо такую завести, которая на медведя бы ходила.
– Где такую возьмешь?
– У русских бывают. Русаки часто ездят к себе домой. У них там всякие-собаки бывают.
Заказать им. Привезут.
– Обманут.
– Не все такие, которые обманывают.
– Я ещё не видал таких, которые не обманывали бы. Из новых, может, есть, которых я не
знаю. Много новых теперь каждогодно приезжает. Может, и есть из новых... Да и без собаки
на медведя не страшно ходить. Так вот, как на нас – на сонных напали, так это страшно. А
когда видишь его да винтовка в исправности, я люблю охотиться.
– Поедем?
– Поедем.
– Да... А руки у тебя как?
– Ничего... Палец – не глаз. Когда надо стрелять, выстрелю. Глаза сдали – тогда пропало
дело, а пальцы – что...
Не может всё ещё перебороть в себе Яшка робости перед белым медведем, но первая
встреча и особенно вторая, когда на чум напали медведи неожиданно, научили Яшку кое-
чему. Не теряй головы, имей исправную винтовку – и медведь не так уж опасен.
А Яшка с честью вышел из первых двух испытаний: хоть и дрожали у него руки, но
головы он не терял и заставлял свои руки делать то, что и нужно при встрече с медведем, –
стрелять.
Да, у Яшки на плечах голова, которая думает. А медведь, хоть у него тоже есть голова,
силен да глуп. Медведь побежал рвать чум, когда чум рвануло ветром. Медведь думал, что
чум – живой и самый опасный враг.
А что было бы, если бы не было ветра? Уцелели бы Ефим и Яшка? Да, глуп медведь, хоть
и силен. Медведь не умеет думать, хоть у него и есть голова. А Яшкина голова думает, и
поэтому Яшка не будет больше ждать нападения медведей, а сам пойдет на них.
– Завтра, дед, за медведями пойдём или сегодня?
– Как хочешь. Хочешь – завтра, хочешь – сегодня. Можно сегодня, можно и завтра.
– Сегодня поздно: за полдень.
– Ладно, завтра с утра поедем.
– А то сейчас я посмотрю съезжу, не видно ли где-нибудь медведя.
– Посмотри, как охота есть.
Забрал Яшка бинокль, запряг собак – и на гору.
На горе остался недолго: осмотрел горизонт и торопливо пал на сани. Стрелой слетели
собаки с горы к чуму. Юркнул Яшка в чум.
– Медведь, дед! Недалеко... один...
– На льдах? На берегу?
– На берегу. Сюда идёт: в нашу сторону.
– Пойдем встречать дорогого гостя! – пошутил дед.
Снова поднялись на гору. Ефим посмотрел в бинокль.
– Правду сказывал: в нашу сторону идёт. Теперь смотри, – начал показывать Ефим рукой,
– поедем вот этой ложбинкой. Как успеем раньше его к морю попасть, наш будет. Он, как
увидит нас, к морю пойдёт. Из воды нам его не достать. На суше он не уйдёт от нас. Ты
немного дальше к морю пройди, чтобы от моря дорогу ему отрезать, а я на него прямо пойду.
Как увидишь – в горы свернул, поворачивай от моря за ним. Да всё сбоку, сбоку норови его
объехать.
Возбужден Яшка предстоящей охотой до крайности. Возбуждение его передается и
собакам: с места дружно наваливаются они на лямки, волчьим скоком идут туда, куда
посылает их Яшка.
С минуту смотрел ещё Ефим в бинокль: запоминал места, по которым надо было ему
выехать в лоб медведю, а потом, как и Яшка, погнал собак.
Неторопливо переваливал медведь свое грузное тело с ноги на ногу. Временами
останавливался, принюхиваясь.
Одно мгновение оторопело посмотрел на появившихся из-за пригорка собак и круто
повернул к морю. Сделал с десяток прыжков, опять увидел собак и человека, с лаем, с гиком
несущихся ему навстречу. Пришлось медведю уходить к горам. Неуклюже прыгает он,
переваливает грузное тело. А собаки с каждой минутой всё ближе наседают.
Боится медведь, что вот-вот ухватят собаки его за ляжки, и круто оборачивается к своим
врагам. Встает на задние лапы и издает оглушительный рев.
Для собак этот рев хуже удара хореем: на всем скаку останавливаются они, жалобно
скулят, оглядываются на своих хозяев.
Медведь, рыча, оскалив пасть, идет в наступление.
Охотникам это и нужно. Они соскакивают с санок, становятся на колено. Секунда-две – и
гремит выстрел...
Первым выстрелил Яшка. И не успел он определить результат выстрела, как медведь уже
сделал огромнейший прыжок в его сторону.
Бахнул второй выстрел – Ефима.
Медведь провел правой лапой по своей морде, как будто умылся, и пошёл на Ефима.
Не успел тот вложить новый патрон в патронник, как медведь был уже около него и,
перед тем как раскроить ему когтистой лапой череп, встал на задние лапы.
Копошатся ещё Ефимовы руки около затвора винтовки, а ноги уж сами собой
подогнулись.
И сел старик на снег, голову в плечи втянул. В голове мелькнуло молнией слово:
«Смерть...»
Как сквозь сон, слышал ещё Ефим, как что-то где-то треснуло.
Потом почувствовал, что огромная тяжесть придавила его голову и плечи к земле.
А еще через мгновение ощутил острую боль в затылке. Подумал про боль: «Голову мою
медведь оторвал, надо быть...»
Больше ничего не было.
Началось что-то новое, непонятное Ефиму. Сначала он ясно услышал голос внука Яшки.
Потом увидел его. И не поверил, что слышит и видит.
А Яшка плакал. И всё повторял три слова:
– Дед, ты живой?.. Дед, ты живой?..
Долго смотрел Ефим на внука, а потом неожиданно для себя и очень спокойно сказал:
– Живой.