Сераль Сеида-Паши, третьего сына Мехмеда-Али, имеющего постоянное пребывание в Александрии в качестве главного адмирала, или капитана-паши, выстроен посреди сада; по обе стороны большой дороги, ведущей к поместью Сеида-Паши, пролегают обширные луга, засеянные бананами; растение это сеется и разводится как рожь, т. е. ежегодно вновь. Ствол его не толст и растение невысоко; плоды же бесподобны; вкус их чрезвычайно нежен и приятен. Наружный вид плода продолговатый и, по зеленому своему цвету, несколько похож на наш огурец. Когда банановый плод созревает, кожа его сама собой растрескивается у оконечностей, и потому весьма легко лупится; внутренность же плода, без косточек и без семян, имеет цвет нежного абрикоса; вкусом банан похож отчасти на ананас, отчасти на персик, но несравненно тоньше и нежнее того и другого; аромат его почти неуловим. Сначала, как со всеми случается, банан мне показался противен, но потом я к нему пристрастился и, казалось, не мог довольно им насытиться.
Кроме полей, усеянных бананами, есть поля, покрытые египетскими розами: их засевают на огромном пространстве для добывания розового масла, составляющего довольно значительную отрасль туземной торговли. Розы эти с виду похожи на наш шиповник, но растительной своей силой и в особенности необыкновенным благоуханием они далеко превосходят наши столиственные оранжерейные розы.
Сад Сеида-Паши не представляет ничего особенно замечательного; деревья низки и почти не дают тени; расположение цветов и растений неживописно; кое-где бьют фонтаны – любимая роскошь восточных народов. В различных частях сада устроены беседки и киоски, с непременным сквозным ветром, отрадным в слишком знойное время. Около стен каждого киоска расставлены турецкие диваны; пол устлан коврами или плетеными пальмовыми рогожами.
Утомленный зноем и усталостью, я обрадовался, услышав журчанье воды, бившей фонтаном посреди луга, походившего на ковер от множества разнообразных цветов. Я бросился к фонтану, чтоб утолить свою жажду, но один из рабов сераля, увидев меня, побежал к киоску, принес с собой золотую чашу, убранную каменьями, поднес ее под игривую струю водомета и наполнил ее чистой, как хрусталь, водой. Горя нетерпением утолить жажду, я уже протянул руку, но невольник удержал меня и, кивнув головою, как бы желая сказать: «подожди, питье твое еще не готово», подошел к цветнику, выбрал из него самую прелестную, пышную розу, осторожно срезал ее и, почтительно поднося мне чашу с водой, взял бережно цветок за стебель, опустил ароматную розу в воду и быстрым движением руки взволновал ею хрустальную влагу.
– Так пьет паша, – сказал он по-арабски моему переводчику, который, передав мне значение этих слов, присовокупил, что подобным приветливым сравнением раб Сеида-Паши оказывал мне отменный знак гостеприимного уважения.
Мне чрезвычайно понравилась и эта невинная лесть, чистыми элементами которой были свежая струя воды и распустившаяся роза, и эта утонченная восточная роскошь, в которой я нашел глубокую поэзию чувств и необыкновенных ощущений. Свежий аромат нежной розы как будто растворялся в каждой капле воды, но этот аромат был так тонок, так неуловим, что вода не имела именно вкуса розы, но была необыкновенно упоительна и, мне казалось, я пил какой-то нектар.
Внутренность сераля далеко уступает красотой и роскошью сералю Мехмеда-Али; харем Сеида-Паши, помещенный в том же строении, был занят некоторыми из его женщин; сам паша, с шестью другими женами, поехал на короткое время за город; по этому-то случаю нам и удалось проникнуть в сераль и даже в те из комнат, которые оставались на то время пустыми. Эти комнаты убраны чрезвычайно просто и бедно. Наряды и уборы жен обыкновенно хранятся в особых кладовых. В обыкновенном быту харемных женщин нет ни роскоши, ни удобств: комнаты пусты, без всяких украшений, кроме живых цветов на окнах и кое-где поддельных венков и гирлянд в простенках, или у дверей. Мебели не видать вовсе; даже нет диванов; на полу валяются свернутые плетеные из пальмы ковры, служащие постелью несчастным рабыням во время отдыха.
Пока ходили за ключами от сераля, два негра пронесли мимо меня большую корзину с богатыми женскими нарядами. Дорогие яркие материи, испещренные золотом, жемчугом и каменьями, великолепно горели под яркими лучами полуденного солнца.