— Поживите пока здесь, — сказал тогда на семейном совете доктор Ступин, — а то попадете в самый водоворот, засосет — и ахнуть не успеете!
Все предусмотрел заботливый Сергей Ильич, а водоворот взял да и засосал его самого. Весной 1919 года в Ростове-на-Дону, где он служил в Земском союзе и возглавлял чрезвычайную «тройку» по борьбе с сыпным тифом, он сам заразился тифом и умер сорока трех лет от роду.
Елена Ивановна, Дима и Игорь ездили в Ростов его хоронить.
«Веселый доктор» лежал в гробу странно помолодевший, узкоплечий, в парадном кителе, в погонах с генеральским зигзагом, чужой, только усы, рыжеватые, обкуренные, были прежние, папины. За гробом на кладбище провожать покойного шло множество народу. «Веселого доктора» в городе хорошо знали и любили.
Оркестр играл Шопена. Дул ледяной, сильный степняк, поднимал пыль и сор с мостовой, бросал в лицо. Озябшие, напуганные, подавленные, Игорь и Дима жались к Елене Ивановне, окаменевшей от горя, да слушали тихие разговоры за спиной.
— Вот и нет Сергея Ильича!
— Как он анекдоты рассказывал! Помните?
— Артист! И вот — извольте! — двух мальчишек оставил безо всяких средств к жизни.
«Безо всяких средств к жизни».
Раньше Игорю и в голову не приходило, что средства к жизни его, Димы и Елены Ивановны могут в один ужасный день иссякнуть. Средства давал отец — жизнерадостный, щедрый, добрый. И казалось, что так будет всегда. И вот нет отца! А до столицы, где остались родственники, друзья, квартира со всем добром, отсюда как до Луны! Между Петроградом и Ступиными лежит фронт гражданской войны. Белая и Красная армии маневрируют, наступают, отступают, сражаются, истекая кровью.
«На огромных пространствах бывшей империи заново творится история государства российского», — писала белая газета, возвещая поход генерала Деникина на красную Москву.
«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!» — словами Тютчева кончалась эта напыщенная статья.
Блажен-то блажен, но худо тому, кто в «минуты роковые» остался без средств к жизни!
Однако все обошлось. Дима стал давать уроки, кончил гимназию с золотой медалью; поступил в Варшавский университет, эвакуированный в Ростов-на-Дону еще в 1914 году. Друзья Сергея Ильича устроили его на службу в тот же Земский союз — вот и появились у Ступиных средства, небольшие, но все-таки существовать можно. Тем более, что сам Дима жил в Ростове на всем готовом в семье богатого ростовского дельца и предпринимателя Андрея Каспаровича Чистова, старого приятеля «веселого доктора». Чистов в память своего покойного друга обещал Елене Ивановне помочь Диме и Игорю получить высшее образование. Дима — умница, философ, скептик и отчаянный спорщик (сегодня — идеалист, завтра — материалист) — незаметно стал главой семьи.
— Я уже написала письмо Батенину, — сказала Елена Ивановна. — Он может помочь Диме.
— Кто это Батенин, мама?
— Папин товарищ по военно-медицинской академии. Он сейчас большая шишка. Если бы еще достать документ — ну хотя бы попросить директора гимназии подтвердить, что Дима — единственный кормилец семьи, — тогда, может быть, удалось бы все-таки добиться отсрочки. Но ведь если послать почтой — опоздаем!
— Я поеду в Ростов и отвезу документ! — сказал Игорь.
Елена Ивановна посмотрела на своего любимца и покачала головой:
— Нет, я тебя не пущу!
— Почему, мама?
— Время опасное. По всему видно, что фронт прорвали, хотя газеты это скрывают. Поедешь — и попадешь в самый водоворот. А ты еще такой легкомысленный… Вы ведь, мальчишки, думаете, что все это так… веселые приключения.
— Я уже не мальчишка, мама! Ничего со мной не случится. Только надо выехать буквально завтра же.
— Дай мне слово… нет, поклянись перед иконой, что ты будешь вести себя благоразумно.
— Мама, я атеист, как тебе известно!
— Господи, да ты даже не понимаешь еще по-настоящему, что такое атеизм. Повторяй за мной: я клянусь…
— Даю честное слово джентльмена, что буду вести себя благоразумно.
Елена Ивановна горько улыбнулась и махнула рукой: