Когда я вышел из отеля, было уже темно. Я дошел до набережной по улице Бернардинцев. Постучал в ее дверь. Она открыла. Она была в одном из своих вязаных косичками свитеров под горло и черных, зауженных книзу, брюках. Босиком. Кровать у окна была разобрана. Шторы задернуты. Абажур с ночника был снят, но малюсенькая лампочка оставляла часть комнаты в тени. И тот же запах эфира, еще сильнее, чем всегда.
Она села на край кровати, а я - на единственный стул у стены возле умывальника.
Я спросил чувствует ли она себя лучше.
- Немножечко...
Она поймала мой взгляд на открытом флаконе эфира на тумбочке. Конечно же, поняла, что я почувствовал запах.
- Принимаю вот, чтобы не кашлять... И повторила, словно оправдываясь:
- Нет, правда... это очень помогает от кашля.
Поняла, что я готов ей поверить, и сказала:
- А вы никогда не пробовали?
- Никогда.
Она смочила эфиром ватку и протянула мне. Несколько секунд я колебался и не брал, но если это может помочь установлению между нами близости... Я понюхал ватку, а потом флакон. Она тоже. Мои легкие наполнились прохладой. Я лег рядом с ней. Мы прижались друг к другу и провалились в пустоту. Ощущение прохлады становилось все сильнее, и тиканье будильника все четче раздавалось в тишине: я даже слышал его эхо.
Мы вышли из отеля часов в шесть утра. Дошли до кафе на улице Кюжас оно открыто всю ночь. На прошлой неделе мы договорились встретиться там после их возвращения из Форж-лез-О. Они пришли около семи, и мы вместе позавтракали. Но по ним нельзя было сказать, что они провели бессонную ночь. Они были оживленнее, чем всегда. Особенно Жаклин. Они выиграли две тысячи франков.
На сей раз Ван Бевер вернется из Форж не поездом, а на машине одного человека, с которым они познакомились в казино в Лангрюне: он живет в Париже. Когда мы выходили из гостиницы, Жаклин сказала, что Жерар, может быть, уже на улице Кюжас.
Я спросил, не хочет ли она пойти к нему на встречу одна. Действительно ли мое присутствие необходимо? Но она пожала плечами и сказала, что хочет, чтобы я пошел с ней.
Кроме нас, в кафе не было ни души. Неоновые лампы ослепили меня. На улице еще было темным-темно, и я потерял представление о времени. Мы сидели рядышком на банкетке у огромного, как витрина, окна. У меня было ощущение, что начинается ночь.
Я увидел через окно, как перед кафе остановился черный автомобиль. Из него вылез Ван Бевер в своем вечном саржевом пальто. Наклонился к водителю, а потом захлопнул дверцу. Поискал нас взглядом, но не увидел. Подумал, что мы в глубине зала. Он часто моргал из-за неона. А потом нашел нас и сел напротив.
На вид он вовсе не был удивлен моему присутствию. Или слишком устал, чтобы задавать вопросы? Тут же заказал большую чашку кофе и круассаны.
- В конце концов я поехал в Дьеп...
Так и сидел в пальто с поднятым воротником. Горбился, голову втянул в плечи, он так сидел всегда; мне казалось, что так он похож на жокея. А вот когда стоял, то держался очень прямо, словно старался казаться выше.
- Три тысячи франков в Дьепе выиграл...
Сказал он это с некоторым вызовом. Может, проявил таким образом свое недовольство тем, что я сижу тут с Жаклин. Взял ее за руку. На меня не обращал ни малейшего внимания.
- Это хорошо, - произнесла Жаклин. Погладила ему руку.
- Теперь сможете купить билет на Майорку, - сказал я. Ван Бевер взглянул на меня удивленно.
- Я рассказала ему наши планы, - объяснила Жаклин.
- А, так вы в курсе? Надеюсь, что поедете с нами...
Нет, он совершенно не был рассержен моим присутствием. Но продолжал говорить мне "вы". Я несколько раз попробовал перейти с ним на "ты", но безуспешно: он продолжал отвечать мне на "вы".
- Я бы поехал, если вам не помешаю, - ответил я.
- Конечно же, ничуть не помешаете, - произнесла Жаклин.
Она улыбалась мне. Теперь ее рука лежала на его руке. Гарсон принес кофе и круассаны.
-- Я с утки ничего не ел, - сказал Ван Бевер.
В неоновом свете его лицо казалось бледным. Круги под глазами. Он быстро прикончил несколько круассанов, один за другим.
- Теперь лучше... В машине я заснул...
А Жаклин наоборот выглядела прекрасно. Не кашляла больше. Благодаря эфиру? Я спросил себя, не приснилось ли мне все это: несколько проведенных с Жаклин часов, ощущение прохлады и легкости, мы двое на слишком узкой койке, внезапно охватившая нас головокружительная дрожь, эхо ее голоса, звучавшее громче тиканья будильника... Она говорила мне "ты". А теперь "вы": Жерар Ван Бевер тут. Придется ждать, пока он снова поедет в Форж-лез-О или в Дьеп. И еще не известно, останется ли она со мной в Париже.
- А вы-то что делали?
На секунду мне показалось, что он что-то подозревает. Но он задал этот вопрос рассеянно, словно машинально.
- Ничего особенного, - ответила Жаклин. - В кино ходили.
И посмотрела мне прямо в глаза, словно делая меня соучастником этой лжи. Рука ее по-прежнему лежала на его руке.
- И что смотрели?
- "Мунфлитские контрабандисты", - ответил я.
- Хорошо?
И убрал свою руку из-под руки Жаклин.
- Очень хорошо.
Он внимательно поглядел на нас, переводя взгляд с одного на другого. Жаклин его выдержала.
- Хотелось бы, чтобы вы мне рассказали этот фильм... Но в другой раз... время есть...
Он взял иронический тон, и я заметил на лице Жаклин некоторую опаску. Она нахмурила брови. И в конце концов сказала ему:
- Хочешь вернуться в гостиницу? И снова взяла его за руку. Совсем забыла о моем присутствии.
- Пока нет... Выпью еще чашечку кофе...
- А потом в гостиницу, - нежно повторила она.
Я вдруг сообразил, что сейчас раннее утро. Я отрезвел. Все очарование этой ночи растаяло. Всего лишь брюнетка в коричневой кожаной куртке, бледная, сидит напротив мужика в саржевом пальто. Держатся за руки в обычном кафе в Латинском квартале. Вернутся вдвоем в гостиницу. И начнется еще один совершенно обычный зимний день. Снова придется брести в предрассветных сумерках по бульвару Сен-Жермен, среди людей, спешащих на занятия в институты или университет. Все моего возраста, но кажутся мне чужими, иностранцами. Я едва понимал их язык. Однажды я сказал Ван Беверу, что мне хочется сменить квартал: неловко себя чувствую среди всех этих студентов. Он ответил: