Не могу не вспомнить того момента и того моего настроенія, которое охватило меня при моемъ послѣднемъ разставаніи съ прахомъ незабвенной моей матери. Когда спустили ея гробъ въ склепъ, приготовленный мною для моихъ родителей послѣ кончины моего отца, я просилъ меня оставить одного съ прахомъ обоихъ моихъ отошедшихъ въ вѣчность родителей. Я опустился на колѣни между гробами отца и мамы, обнявъ ихъ обоихъ руками. Склонивъ голову, я мысленно представлялъ ихъ себѣ живыми и черезъ мгновенье, на самомъ дѣлѣ, у меня было чувство необычайной близости къ нимъ.
Очнувшись и перекрестившись, я приложился на прощанье съ ними къ ихъ гробамъ, и въ этотъ моментъ я вдругъ ощутилъ во всемъ своемъ существѣ какое-то внутреннее сознаніе и убѣжденіе, какъ бы въ видѣ напутствія со стороны моихъ родителей, что отнынѣ для меня начинается какая-то иная, новая жизнь, что, выходя отъ нихъ изъ склепа, я долженъ буду разстаться со всѣмъ своимъ прошлымъ и обычнымъ... Объ этомъ я въ тотъ же день сообщилъ моему родному другу — женѣ.
Увы, предчувствія, зародившіяся у меня при послѣднемъ моемъ прощаніи съ останками моихъ стариковъ, оказались вѣщими. Выѣхавъ по окончаніи сорокоуста изъ Головкина съ женой, мы пріѣхали въ Петроградъ въ знаменательный день — 27 февраля 1917 г., т. е., къ началу Великой „безкровной” Революціи... Миръ праху вашему, дорогіе мои папа и мама — за Вами я ходилъ, какъ умѣлъ, получилъ величайшее сыновнее счастье покоить Вашу старость и упокоить Васъ на своей груди при отходѣ Вашемъ въ лучшій міръ. — Васъ давно нѣтъ со мной, но Вы всегда около меня — я это сознаю всѣмъ своимъ нутромъ и духомъ ощущаю. Говорятъ, что могила ихъ цѣла — слава Господу! Моя завѣтная мечта имѣть возможность передъ своей смертью еще разъ поклониться дорогому праху на родной землѣ!
6
Насъ было трое братьевъ — старшій Димитрій, родившійся въ 1862 г., средній — Николай — въ 1864 г. и я — младшій, какъ сказано, появившійся на Божій свѣтъ 21-го сентября 1868 г. въ день именинъ брата Димитрія.
Отъ моей матери я слышалъ, что въ этотъ день она своему старшему любимому сыну-имениннику преподнесла меня вмѣсто подарка... Впослѣдствіи насъ съ Димитріемъ на всю жизнь соединяла самая горячая дружба и сердечная братская привязанность. Онъ росъ и казался среди своихъ братьевъ какимъ-то „старшимъ”, большимъ; былъ онъ выше всѣхъ насъ ростомъ, виднымъ и красивымъ. Воспитываясь въ Симбирской военной гимназіи съ 1875 по 1878 г., онъ также выдѣлялся среди своихъ товарищей ростомъ, выправкой и здоровымъ видомъ.
Поступивъ по окончаніи курса военной гимназіи въ Николаевское Кавалерійское Училище, онъ былъ особенно наряденъ въ новой своей формѣ, щеголяя въ нашемъ захолустномъ Симбирскѣ своей каской съ бѣлымъ султаномъ, красной грудью и генеральскими лампасами, приводившими въ трепетъ мѣстныхъ гарнизонныхъ солдатиковъ, встававшихъ во фронтъ передъ... юнкеромъ. Увы! это училище его и сгубило: на одномъ изъ ученій братъ сильно простудился и петербургскій климатъ его не пощадилъ — онъ заболѣлъ остро-суставчатымъ ревматизмомъ, такъ что его пришлось перевезти въ Симбирскъ, гдѣ его лѣчилъ докторъ Михаилъ Васильевичъ Лёкеръ, но неудачно: когда сняли гипсовую повязку съ его правой руки, то локоть ея оказался сросшимся. Бѣдный братъ Димитрій на всю жизнь остался калѣкой, крестясь, принимая пищу, здороваясь лѣвой рукой, стрѣляя съ лѣваго плеча и т. д. Конечно, эта болѣзнь его отразилась гибельно на общемъ состояніи его сердца, что и послужило впослѣдствіи причиной его преждевременной кончины.
Красавцу „корнету” Николаевскаго Кавалерійскаго Училища пришлось сдать выпускной экзаменъ не на лихого кавалерійскаго офицера, а на скромнаго Губернскаго Секретаря... То было въ 1880 г., когда въ означенномъ чинѣ онъ поступилъ на службу чиновникомъ особыхъ порученій къ Самарскому Губернатору Александру Дмитріевичу Свербееву, близкому другу нашихъ родителей.