Во время произнесенія мною этихъ словъ Брянчаниновъ тоже всталъ, началъ махать руками, старался всячески меня успокоить. Окончивъ, я повернулся и пошелъ къ выходу... Замѣтно растерявшійся Губернаторъ догналъ меня, сталъ обнимать, приговаривая: „Да что Вы? Богъ съ Вами! Развѣ я хотѣлъ Васъ обидѣть?! Да пусть будетъ этотъ самый Ледовскій секретаремъ! Ради Бога лишь успокойтесь! Присядьте!” Этимъ я не удовольствовался и тутъ же, не уходя и не садясь, попросилъ Губернатора ускорить утвержденіе Ледомскаго. Былъ данъ звонокъ, вытребована бумага и подписана. О всемъ происшедшемъ городъ и губернія узнали изъ устъ болтливаго Брянчанинова, прозвавшаго меня „бѣдовымъ” молодымъ Предводителемъ. Дальнѣйшая совмѣстная наша съ нимъ служба протекала въ теченіе всего моего трехлѣтія гладко, мирно, и даже не помѣшало ему черезъ годъ украсить меня шейнымъ Станиславомъ...
Уѣздное предводительство обязывало работать въ двухъ направленіяхъ — въ уѣздѣ: въ качествѣ Предсѣдателя всѣхъ имѣвшихся въ немъ учрежденій всевозможныхъ вѣдомствъ и наименованій; въ губерніи — какъ участникъ засѣданій собраній Предводителей и Депутатовъ мѣстнаго Губернскаго Дворянскаго Общества, гдѣ обсуждались вопросы, связанные большею частью съ интересами чисто сословнаго характера.
Въ уѣздной жизни предводительская работа заключалась, прежде всего, въ ежемѣсячномъ руководствѣ засѣданій Уѣзднаго Съѣзда, не столько по судебнымъ разбирательствамъ, сколько по разсмотрѣнію административныхъ дѣлъ. Сюда, большей частью, входили дѣла земельно-общиннаго характера; ихъ было очень много и сущность ихъ подчасъ отличалась необычайной сложностью и путанностью.
Съѣзды я посѣщалъ аккуратно. Съ весны и до заморозковъ я пользовался удобнымъ сообщеніемъ изъ Головкина до Ставрополя по Волгѣ на пароходахъ.
По зимамъ приходилось совершать путь до Ставрополя на смѣнныхъ лошадяхъ, въ своихъ завѣтныхъ, дорожныхъ, удобныхъ саняхъ на „сибирскомъ” ходу,** обитыхъ лосиными шкурами съ волчьей полостью и прикрытыхъ сверху цыновкой.
Уляжешься, бывало, съ вечера въ Головкинѣ въ эти сани среди кучи подушекъ, со всѣхъ сторонъ закутаешься мѣховымъ одѣяломъ и въ такомъ видѣ остаешься во всю ночную дорогу вплоть до самаго утра..
Первый этапъ я дѣлалъ на своихъ лошадяхъ, а тамъ дальше начинались перепряжки.
Уляжешься съ вечера въ Головкинѣ, всласть выспишься, успѣешь долгими часами и помечтать, и кое-что пообдумать, любуясь на зимнее яркое звѣздное небо, на его мерцающія свѣтила. А въ это время, незамѣтно, одна пряжка замѣнялась другой, пока, наконецъ, утромъ, съ гикомъ и обычными своими поговорками, лохматый Евдокимъ не подкатывалъ лихо къ съѣздовскому предводительскому подъѣзду.
Пріятно бывало вылѣзти изъ саннаго логовища и расправить „заснувшіе” за всю дорожную долгую ночь члены. Вскорѣ появлялся на столѣ кипящій во всѣ свои отдушины, какъ зеркало вычищенный самоваръ, свѣжія, румяныя булки и добрая закуска. Часа черезъ два, бодрый и переодѣтый, я принималъ въ своихъ предводительскихъ аппартаментахъ очередные доклады и ожидавшихъ просителей.
Вспоминаются мнѣ первые дни моей новой службы: пріѣзжаю я впервые въ Ставрополь, въ качествѣ только-что избраннаго Предводителя Дворянства. Начался пріемъ пожелавшихъ мнѣ представиться ставропольскихъ чиновъ разныхъ наименованій, мастей, характеровъ и обликовъ. Однимъ изъ первыхъ заявился въ своей отставной военной докторской формѣ бывшій полковой, нынѣ уѣздный врачъ — статскій совѣтникъ Дюнтеръ — грузный, съ большимъ брюшкомъ, сутуловатый, но еще бодрый и подвижной старикъ.
Вошелъ Дюнтеръ ко мнѣ на цыпочкахъ, придерживая рукой свою залежалую шпажонку, при Станиславѣ и какихъ-то медаляхъ, прикрѣпленныхъ на отвисломъ животѣ. Осторожно присѣлъ на кончикъ стула невдалекѣ отъ входной двери. Я его сталъ разспрашивать про его прошлую службу и что онъ теперь дѣлаетъ. О своемъ быломъ онъ говорилъ сладко и ровнымъ голосомъ, пересыпая чуть ли не каждую фразу величаніемъ „Ваше Превосходительство”, но перейдя на разговоръ о своей ставропольской службѣ, Дюнтеръ вдругъ съежился, насторожился, привсталъ, выглянулъ въ корридоръ, и убѣдившись, что тамъ никого нѣтъ, сталъ хриплымъ, волнующимся шепоткомъ мнѣ наговаривать разныя сплетни то про одного изъ ставропольскихъ чиновъ, то про другого.