Только раз я попытался писать прозу, рассказ «Избиение младенцев» появился в основанном нами журнале «Плеяда»[14]. У журнала жизни было не больше чем у розы в стихотворении Малерба — «недолгие утренние часы»[15], или, если выразиться прозаически — шесть номеров. «Избиение» было вполне реалистическое, то есть я пересказал картину Брейгеля Старшего[16]. Но принцесса Мален, Мелисанда, Селизетта[17], как и прочие фантомы, выжидали своего часа рождения, уже дыша атмосферой, созданной во мне Вилье де Лиль-Аданом.
Книгопечатание
По возвращении в Бельгию, я завершил «Теплицы»[18], которые начал писать еще в Париже.
Я знал, что бесполезно обращаться к издателям. Они в ужасе разбегаются при одном только упоминании поэзии. Но где достать денег? У каждого из нас есть своя копилка в отцовском сундуке. Потихоньку от отца, который пустился бы в крик и мог потребовать объяснений, которые я затруднился бы дать, мне удалось-таки, при соучастии матери, завладеть своими капиталами. Но их оказалось недостаточно; тогда я добился участия сестры и брата: они дали мне ссуду под проценты, с постепенной и не очень скорой уплатой долга.
Один приятель по колледжу оказался обладателем маленького печатного станка для визитных карточек и циркуляров, и к тому же у него нашлась россыпь из нескольких сотен более-менее эльзевирьянских литер[19] и скромный пресс с маховым колесом, приводимым в движение не мотором, а усилиями человеческих рук.
Таким образом, два моих друга, Грегуар Ле Руа и будущий знаменитый скульптор Жорж Минне, стали типографами вместе со мной. Техническую работу выполняли отставной типографский мастер и его молодой ученик, а мы вращали маховое колесо. Приходилось работать по вечерам и ночами, потому как день принадлежал серьезным клиентам. Словом, полотна Гелдера[20] по сравнению с нашими муками показались бы приветливыми и даже радостными. Продать удалось всего дюжину экземпляров, и великие надежды, возлагаемые на это событие, обернулись гулом тщетных усилий.
Однако, рукопись «Принцессы Мален»[21], полностью завершенной, нетерпеливо дожидалась своей очереди. На сей раз речь шла уже не книжонке, сшитой из двух-трех листов, но о томе по меньшей мере в триста страниц. Расчитывать на сбережения брата или сестры более не приходилось: они и так сожалели о худо помещенных капиталлах. Я обратился прямо к матери, она, и я был в том прекрасно осведомлен, никогда и ни в чем не могла отказать своим детям. Я попросил у нее 250 франков на «Принцессу Мален». Мать не стала спрашивать меня, что это за принцесса, о которой она ничего не слышала, свалилась мне на голову, но пообещала снабдить ее деньгами к концу месяца, потихоньку подделывая хозяйственные счета. В те счастливые времена 250 франков творили чудеса.
Моя бледная девочка, принцесса из Иссельмонда, дождалась своей очереди и смело выступила навстречу славе или смерти. Ее рождение было и долгим, и трудным, — сказывался тяжелый характер эльзевирьянских литер, к тому же готовые страницы следовало еще разложить по экземплярам.
Мы отпечатали, сброшюровали книги и отдали их брюссельскому книгопродавцу Полю Лакомблю[22]. Он продал полтора десятка экземпляров, еще дюжину я разослал друзьям, в частности — Стефану Малларме[23], который в нескольких отточенных словах, весьма меня ободривших, подтвердил получение. Затем все замирает и рушится в могильную яму, зарезервированную за каждым начинающим поэтом.
Но вот, несколько месяцев спустя, неожиданное событие переворачивает дом вверх дном.
Это случилось в дивный летний праздный день, в самый разгар трапезы. Мы сидели за длинным столом в обеденной зале: родители, брат, сестра, я и дядюшка Гектор, случайно к нам заглянувший. Отец рукою мастера как раз разрезал жирненькую пулярку, выращенную и откормленную в нашем имении, когда на дорожке в саду мы увидели почтальона, вскоре лакей принес на подносе корреспонденцию, среди которой оказалось несколько писем и газета в бандероли, посланная лично мне. Я развернул ежедневный выпуск «Фигаро» и: Над двумя колонками на первой странице увидел набранную прописными буквами шапку: «МОРИС МЕТЕРЛИНК». Ошеломленный, ведь я не чувствовал за собою греха, что привел бы к подобной неожиданности, я бегло просмотрел статью, опасаясь встретить in couda venenum, обычной для французской прессы шпильки в адрес иностранца к концу статьи; я побледнел, покраснел, солнце слепило.
15
Метерлинк имеет в виду четвертую строфу из «Утешения господину дю Перье, дворянину из Экса-в-Провансе, по случаю смерти его дочери»:
Mais elle etais du monde, om les plus belles choses
Ont le pire destin:
Et rose elle a vecu ce que vivent les roses,
L'espace d'un matin.
[Но она жила в мире, в котором у всего самого прекрасного / Самая несчастная судьба: / И роза живет так, как живут розы, / Только в утренние недолгие часы].
16
Еще одна картина «Мужицкого» Брейгеля — «Слепые» — через четыре года после «Избиения младенцев» найдет отражение в творчестве Метерлинка: «Les Aveugles», 1890.
20
21
«Принцесса Мален» («La Princesse Maleine». Gand, Louis van Melle, 1889.) — первая пьеса Мориса Метерлинка.
22
У
23
В 1889 году глава французских символистов Стефан Малларме приезжал в Бельгию и выступил в Гентском Обществе Искусства и Литературы с речью о Вилье де Лиль-Адане. Вероятно, Мориса Метерлинка представил мэтру бельгийский символист Жорж Роденбах.