После реформ 1860-х годов положение заметно изменилось, и жандармы ощутили это, может быть, раньше, чем кто-либо иной. Так, по запискам генерала В. Д. Новицкого, можно проследить, как этот ярчайший представитель жандармского сыска второй половины XIX века по мере прохождения службы все больше терял уверенность в своих силах. Преданность устоям у него оставалась прежней, ничуть не меньшей, чем у его предшественников, да сами-то устои уже затрещали. Работать приходилось не покладая рук, рискуя и жизнью своих подчиненных, и своею собственною, а положение лишь усугублялось с каждым годом. Новицкий был совершенно не в состоянии понять причины происходящих перемен и объяснения им он, как увидит читатель, давал совершенно фантастические; но развал Империи этот тугодум генерал ощущал явственно, и ощущение это он, может быть, не желая того, передал в своих записках чрезвычайно рельефно.
При всем том Новицкий оставался жандармом «старого закала», воспитанным в традициях николаевского времени. Революционеры представляли для него некое подобие нечистой силы, любые «неформальные» сношения с которыми казались и греховными, и опасными; были, однако, моральные нормы, которые генерал в своей борьбе с подпольем старался не нарушать: он, в частности, избегал обращаться к услугам провокаторов. А между тем, в условиях кризиса самодержавного строя подросло новое поколение охранников, не признающих в этой борьбе никаких условностей и не стесняющих себя никакими границами. Для представителей этого поколения (таких как А. И. Спиридович, П. Г. Курлов) Новицкий — живой обломок старины, фигура комическая.
Спиридович, один из учеников Зубатова, как нельзя лучше усвоивший уроки этого «гения провокации», откровенно издевался над генералом, с которым ему пришлось в начале XX века служить в Киеве. Спиридович отчетливо видел неспособность Новицкого взять на вооружение новые методы сыска, и, как результат, — почти полную бесплодность всех его усилий; естественно, что «виртуоз» зубатовской школы относился к старику с нескрываемым пренебрежением. А Новицкий, в свою очередь, буквально вопиял о «сыскном разврате», которым эта, пустившаяся во все тяжкие, жандармская молодежь разваливает Империю. Его потрясение от их «новаций»-провокаций было настолько сильным, что он даже провидел в Зубатове со товарищи жидомасонских агентов, в конце концов сбиваясь в своих обвинениях на полный бред… Это не мешало им быть совершенно справедливыми в главном: та изощренная борьба, которую во имя сохранения существующего строя вела против подполья охранка, приводила к диаметрально противоположным результатам. Но ведь столь же справедливо и мнение Спиридовича, что деятельность Новицкого не давала вообще никаких результатов. Трудно найти более убедительное доказательство тому, что политический сыск в последние годы Империи зашел в глухой тупик, чем эта обоюдная неопровержимая правота двух не пощадивших друг друга оппонентов.
Первую книгу новой серии издательство выпускает по публикации 1929 года, подготовленной А. Е. Щеголевым. Нам представляется, что к комментариям, выполненным Л. М. Добровольским, и сейчас трудно предъявлять какие-либо серьезные претензии. Заслуживает внимания современного читателя и статья известного общественного деятеля В. В. Водовозова, позволяющая взглянуть на Новицкого с точки зрения его непосредственных противников.
А. Л. Левандовский
Текст воспоминаний ген. Новицкого [в издании 1929 г.] состоит из нескольких фрагментов различного характера и происхождения. Мемуарами в точном смысле слова является та их часть, которая дана в главах I-ХVII. Глава XIII (С. В. Зубатов) — первая часть докладной записки Новицкого, поданной им Святополк-Мирскому в начале 1905 г. (первоначально эта записка была опубликована в сб. «Социалист-революционер» за 1910 г., № 2). Первые восемь глав были напечатаны вместе со статьей В. Водовозова в № 5–6 «Былого» за 1917 г. Остальной текст был воспроизведен впервые по рукописи ген. Новицкого, хранившейся в ленинградском музее революции. Основному тексту воспоминаний предпослана автохарактеристика Новицкого — докладная записка, поданная им с целью получения усиленной пенсии и пособия. (Первоначально напечатана в сб. «На чужой стороне», Прага, 1924, кн. VIII).