Катя, 23 года.
Черкасов, 60 лет.
Человек с гармошкой.
Мальчик, 9 лет.
Девочка, 7 лет.
Афанасий Матвеевич Громов, 30 лет.
Зинаида Матвеевна Громов, его жена, 20 лет.
Леночка, его дочь, 23 года.
Комната на веранде. Стол. За столом сидят люди.
Лавров: А я, вот, знаете, что придумал.
Гоголев: Что?
Катя: Что ты придумал, любимый?
Черкасов: Что, что придумал? Говори скорей.
Человек с гармошкой: Ась?
Мальчик(Девочке): Че скалишься, милая.
Девочка: Хочу пи-пи.
Лавров: Да, собственно, ничего особенного… Так… Фантазия.
Катя: Любимый, ты не видел грабли?
Гоголев: Кстати, грабли…
Черкасов: Грабли?
Человек с гармошкой: Ась?
Девочка(Мальчику): Хочу пи-пи.
Мальчик(басом): Ах ты, несуразная… Совсем от рук отбилась.
Лавров: Кто взял грабли?
Гоголев: Я недавно по огороду шел и вижу: торчит что-то… Конструкция незнакомая… Ну, я ее и закопал…
Лавров: Закопал?
Черкасов: Ты грабли закопал.
Катя: Закопал?.. Зачем?
Девочка: Хочу пи-пи!
Мальчик: Молчи, паскуда.
Занавес
Конец первого действия
Огород. На огороде люди.
Афанасий Матвеевич Громов: Зиночка, ты меня любишь?
Зинаида Матвеевна Громова: Конечно, подравняй ту грядку, будь любезен.
Афанасий Матвеевич Громов: Сейчас, сейчас я ее… Ой!
Зинаида Матвеевна Громова: Что с тобой?
Леночка: Папа, папа, что случилось?
Афанасий Матвеевич Громов: Грабли. Какая сволочь закопала грабли? Убить бы.
Появляются Лавров и Катя.
Лавров: Вы кто?
Афанасий Матвеевич Громов: Громов.
Катя: А вы кто?
Зинаида Матвеевна Громова: Его жена.
Леночка: Дочь. От первого брака.
Афанасий Матвеевич Громов(с мукой): Могла бы и не напоминать, стерва.
Лавров: А что вы делаете на моем огороде?
Зинаида Матвеевна Громова(тихо): Любимый, я же говорила, что это не мы здесь живем.
Афанасий Матвеевич Громов: Извините, я думал, это наш огород.
Катя: Нет, это наш огород.
Появляется Гоголев.
Гоголев: О! А вот и грабли. Откопались.
Громов: Я об ваши грабли. Я эти грабли… Я вас с этими граблями… Да я вас… Да я…
Леночка: Не волнуйся, папа. Им ничего не объяснить.
Появляется Черкасов.
Черкасов: Там это… чайник вскипел.
Лавров: Уже идем.
Катя: Извините за грабли.
Гоголев: Да, извините. Дайте мне (берет грабли, закапывает в другом месте).
Громовы уходят. Афанасий Матвеевич прихрамывает, опирается на жену и дочь.
Леночка: Папа, убери руки. Вот свинья.
Афанасий Матвеевич Громов: Могла бы и не напоминать. Стерва.
Занавес
Конец второго действия
Веранда. Стол. За столом сидят люди.
Лавров: А я тут придумал кое-что.
Гоголев: Что?
Черкасов: Ась?
Человек с гармошкой начинает играть.
Лавров: Давайте все застрелимся… А то скучно как-то. Огород, грабли…
Гоголев: Кстати, грабли.
Катя: Что еще?
Гоголев: Я их того… закопал.
Катя: Опять?
Черкасов: Ну это ты, брат, переборщил.
Со стороны огорода доносится страшный вопль. Появляется Девочка.
Девочка: Там мальчик. Он… грабли.
Лавров: Что с ним?
Девочка: Насмерть.
Все снимают шляпы. Человек с гармошкой перестает играть.
Черкасов: Эх, испортил песню, козел!
Занавес
Конец третьего действия
01.08.97
«Люблю я ходить на охоту»
Люблю я ходить на охоту. Выйдешь, бывало, из дому: берданка на плече, буденовка на голове, солнышко на небе… Все вроде чин-чином… Девки деревенские так смотрят, что прямо сил нет… Зубы им оскалишь, и в лес за добычей. Птички поют, грибы под ногами хрустят, и вдруг — заяц невдалеке на пригорке. Я, не будь дурак, ружье на изготовку, и как шарахну подряд из двух стволов. Ну, заяц копыта откинул. Подхожу я к пригорку, а там не заяц лежит, нет… Там красавица мертвая валяется, волосы по поляне распушила. «Ах, ты, — говорю, — что ж это, а?» Открывает тут глаза девица, смотрит печально, а сама в сторону отползает. Видимо, только поранил я ее. «Стой, — говорю, — раз уж попал, то лежи».
Ан нет. Уползает добыча в ельник. Ну, охотник-то я бывалый. Не дай соврать, я на ведьмедя хаживал. Ну вот, значится. Хватаю я ружье и опять как бабахну. Тут уж из красавицы кишки полезли. А, как известно, у кого кишки снаружи, тот, по большому счету не жилец. Ну, тушу я освежевал. Прямо там в леске. Не домой же с дохлой бабой. Сижу, значится, обедаю. Мяско такое нежное, ароматное попалось. И вижу — лиса. Хвост пушистый, вся такая рыжая. Ну, я и пальнул. Забирать иду, а сердце стучит как-то… Чушь, говорю. Ан нет, заместо животного опять бабу нахожу — краше первой. Точь в точь председателя дочка, так и хочется того-этого… Но господь выручил, мертвая, как твой пень, с первого раза в яблочко. Ну что? Присоединил к обеду. А темнеть уж стало. И в сумерках глядь! — кабан. Только прицелился, как он и говорит: «Нет уж, я тебе не баба, так просто не пристрелишь!» И сам ружьишко достает. Ну, я, не будь дурак, на фронтах бывал. Реакция, слава богу, пока тьфу, тьфу, тьфу! Успел, в общем. Подтащил мужика к костру, решил утром разделать. Только, значится, к жинке собрался, ведьмедь трещит, валежник ломит. И ругается, как Пахом-кузнец, прямо. «Ух, — орет, — заломаю! Убийца!» Ну, я ближе подпустил и шандарахнул. Свалился кузнец замертво. Во лбу дыра, что твой палец…
Короче, к утру в деревню возвращаюсь, и вот, не поверишь, нет никого. Ни одной живой души. Никто не встречает. Даже жены нет. Зато мяса теперь навалом… Солить, жарить, вялить там…
Люблю я охотиться… Вот только жаль, живность в наших краях перевелась, да деревни опустели. Подамся за Урал. Там, говорят, народу… Да и в охоте, авось, повезет.