– Мне очень нужно, Дарья Львовна!
В кабинет, больно толкнув Ксюшу дверью в спину, ворвалась главная бухгалтерша Нина, неся перед собой кипу накладных.
– Ой, Белкина, чуть я тебя не убила! Ты почему под дверью стоишь?
– Вот, Нина, представляешь – в отпуск пришла проситься! Совсем обнаглели уже, никто работать не хочет!
– Ну и что? Я, например, вообще не припомню, чтоб она когда-нибудь отпуск брала! Белкина, ты брала отпуск?
– Нет…
– Что, ни разу?!
– Нет…
– А сколько ты у нас работаешь?
– Пятнадцать лет.
– Ого! Вот это подвиг, Белкина! Дарья Львовна, отпустите девчонку! Вы что? – спокойно и требовательно глянула на директрису главная бухгалтерша.
– Ладно, иди оформляй… – махнула рукой Дарья Львовна, недовольно глядя на Нину. – Вечно ты суешься, куда не следует! Да эта девчонка мне всю жизнь должна быть благодарна! Как бы она жила, если б я ее на работу не взяла?
– Да она вам давно уже все отработала! Она ж самая безотказная, слово поперек никогда никому не скажет! Пашет, как рабыня Изаура…
– Что значит рабыня? Я, между прочим, ей зарплату плачу!
– Ой, да какая у нее там зарплата – слезы одни…
– Нина, опять говоришь много! Хватит! Показывай, чего там у тебя?
Оставив в отделе кадров заявление на отпуск, Ксюша бегом припустила к автобусной остановке. «Надо еще в магазин заскочить, купить чего-нибудь вкусненького, – на ходу размышляла она. – Интересно, что Иван Ильич любит? Не спросила даже вчера…»
День прошел совсем незаметно. Пока кормила Ивана Ильича завтраком – жидкой, размазанной по плоской тарелке пшенной кашей, пока протирала его смоченным в теплой воде полотенцем, пока сидела и следила внимательно за его капельницей, уже наступили ранние зимние сумерки, казавшиеся из больничного окна еще более серыми и унылыми.
– Ксюша, ты ведь целый день со мной провела! Воскресенье сегодня, что ли? – заговорил с ней наконец Иван Ильич, когда она присела около него с тарелкой рисовой каши с плавающей в ней худосочной котлеткой.
– Нет, сегодня среда, Иван Ильич! Да вы не беспокойтесь – я ведь в отпуске! Мне все равно дома делать нечего – я уж тут с вами побуду… Можно?
– Да можно-то можно… Только странно все это. Что, и завтра придешь?
– И завтра, Иван Ильич, и послезавтра тоже… Я вам тут еще надоем! Давайте будем кашу есть, пока не остыла! А может, кефиру хотите? Я утром свежий купила. Или печенья?
– Ничего не хочу, Ксюш! Сил нет. Не встану я уже, наверное…
– То есть как это не встанете? Встанете! Обязательно! Вы сейчас усните покрепче, утром проснетесь – а я уже здесь! Может, книги какие принести? Я бы вам вслух почитала! Вы Пушкина любите?
– Люблю… Давай, тащи Пушкина! – улыбнулся он наконец, и даже показалось ей, что мелькнула в его глазах на секунду прежняя синяя искорка, да сразу и растаяла.
– Иван Ильич, а можно я вас за руку подержу?
– Зачем? – тихо удивился он.
– Ну, не знаю… У вас руки такие хорошие…
Ксюша обхватила тонкими пальцами его сухую и горячую ладонь, зажмурила на секунду глаза, улыбнулась блаженно. «Господи, хорошо-то как… – промелькнула в голове быстрая мысль. – Так бы и сидеть долго-долго, и держать его за руку… И чтоб не надо было домой идти по холоду, и чтоб никого кругом не было – только я да он…» Иван Ильич молчал, смотрел на нее задумчиво и грустно. Нехотя разжав пальцы и тяжело вздохнув, Ксюша встала, поправила свесившееся с кровати одеяло.
– Спокойной ночи, Иван Ильич. До завтра.
– До свидания, девочка. Спасибо тебе…
Олька в неуклюжей позе лотоса восседала на покрытой вытертым клетчатым пледом тахте, поочередно поднося маленькое зеркальце то к одному глазу, то к другому, надолго замирала, рассматривая намалеванные яркими тенями веки.
– Оль, вульгарно очень… – попробовала оценить ее старания Ксюша. – И не идет тебе это совсем…
– Да что ты понимаешь-то? Не идет… Сама сроду не красилась, а туда же! Это ж самый крутой мэйкап!
– Крутой… что? – переспросила Ксюша, подходя ближе и внимательно вглядываясь в лицо дочери.
– Ой, ладно, отстань! – раздраженно отмахнулась от нее Олька. – Не лезь лучше со своими советами, раз не понимаешь ничего!
– А куда ты красишься, на ночь глядя? Десять часов уже!
– На ночную дискотеку пойду с нашими пацанами. Раз позвали – отчего и не сходить… Наверное, в «Карабас» завалимся.
– Оля, ты что? Какая дискотека? Тебе шестнадцати еще нет!
– Так через два месяца исполнится уже! Да кто знает, что мне шестнадцати нет? На лице ж не написано! Подумаешь…