Но на следующее утро длинные брюки превратились в предмет первой необходимости. Без них он был отрезан от своих сверстников, смеявшихся над «мальчуганом», который до сих пор был их вожаком. Тот факт, что вчера вечером какие-то «пташки» предпочли ему Рипли, не имел для него особого значения; но Бэзил был настоящим спортсменом, и дух соперничества не позволял ему закрыть глаза на то, что его вызвали на поединок как раз в тот момент, когда одна из его рук была крепко привязана за спиной: это было нечестно. Он чувствовал, что нечто подобное обязательно повторится и в школе, – и это было невыносимо! За завтраком, волнуясь, он завел на эту тему разговор.
– Но, Бэзил, – изумленно возразила мама, – тебе ведь было все равно, когда мы обсуждали это на семейном совете!
– Они мне необходимы, – заявил Бэзил. – Я лучше умру, чем отправлюсь в школу без брюк!
– Ну, мне кажется, не стоит говорить глупости!
– Это правда: лучше умереть! Если у меня не будет длинных брюк, не вижу никакого смысла ехать в школу.
Все это было высказано столь эмоционально, что видение его кончины по-настоящему встревожило мать.
– Давай сейчас же прекратим этот глупый разговор. Сиди и ешь завтрак. Потом можешь пойти и купить себе пару брюк в «Бартон Ли».
Успокоенный, но не совсем – ведь исполнение желаний не терпит отсрочек, – Бэзил мерил шагами комнату. Затем последовало страстное заявление:
– Парень без длинных брюк – как без рук. – Фраза ему понравилась, и он ее усилил: – Парень без длинных брюк – как человек без обеих рук! Лучше умереть, чем ехать в школу…
– Бэзил, перестань так говорить. Тебя просто кто-то дразнит!
– Меня никто не дразнит, – с негодованием отверг он мамино предположение, – никто!
После завтрака горничная позвала его к телефону.
– Это Рипли, – раздался неуверенный голос. Бэзил воспринял этот факт довольно прохладно. – Ты не обижаешься на меня из-за вчерашнего? – спросил Рипли.
– Я? Нет! Кто сказал, что я обиделся?
– Никто. Слушай! Мы все собираемся вечером на фейерверк!
– Ну и? – Голос Бэзила был все так же холоден.
– Так вот. Одна из девчонок – та, что была с Элвудом, – сказала, что у нее есть сестра, которая даже красивее, чем она сама, и что она позовет ее с нами, для тебя. Мы решили ехать к восьми, потому что фейерверк все равно раньше девяти не начнется.
– И что мы будем делать?
– Ну, можно опять прокатиться на «Старой мельнице». Вчера мы катались еще три раза!
На мгновение воцарилась тишина. Бэзил посмотрел, закрыта ли дверь в комнату мамы.
– Ты поцеловал свою? – прошептал он в телефон.
– Ну конечно! – И по проводу прошелестел смешок. – Слушай, Эл поедет на машине. Мы заедем за тобой в семь.
– Ладно, – согласился Бэзил и добавил: – Мне сегодня еще нужно брюки купить, так что давай…
– Да? – Бэзилу снова послышался смешок. – Ну, ладно, будь готов к семи!
В десять часов Бэзил встретился с дядей в магазине одежды «Бартон Ли» и почувствовал угрызения совести из-за причиненных родне забот и трат. По совету дяди он выбрал два костюма: ежедневный, темно-шоколадного цвета, и выходной, темно-синего. Костюмы нужно было немного подогнать по фигуре, но один должны были доставить Бэзилу сегодня к вечеру без задержек.
Вполне искреннее раскаяние в нанесении таких больших убытков семье заставило его сэкономить на трамвайном билете и пойти домой пешком. Проходя по Крест-авеню, он замедлил шаг, увидев высокий пожарный гидрант, установленный перед домом Ван-Шеллингеров. Ему внезапно пришло в голову, что вряд ли когда-нибудь еще ему доведется выполнить этот мальчишеский обряд: отныне всю свою оставшуюся жизнь он будет ходить, как и все остальные взрослые люди, в длинных брюках. Чтобы сказать детству «последнее прости», он перепрыгнул через гидрант два раза и сосредоточенно приготовился к третьему прыжку, когда из-за угла вывернул лимузин Ван-Шеллингеров и остановился перед парадной дверью особняка.
Послышался голос:
– Эй, Бэзил!
С гранитного портика второго по величине в городе особняка к нему устремился нежный взгляд, полускрытый шапкой золотистых локонов.