Удивление клирика не продлилось долго, поэтому он успел увернуться от первого паренька, бежавшего на него широко раскинув руки. Он явно намеревался схватить его, но у сына лавочницы ничего не вышло. Легко уйдя в сторону Алексис несильно ударил того молотом в верхнюю часть бедра с внешней стороны. Паренёк упал, схватившись за ногу. На ближайшую минуту он перестал быть соперником кому бы то ни было. Следующего противника клирик встретил прямым ударом кулака в нос. Послышался хруст и второй из близнецов опустился на колени, зажимая руками сломанный и кровоточащий нос. Не останавливаясь Алексис нанёс удар молотом, целясь в плечо третьему сыну лавочницы, но тот, отшатнувшись в последний момент назад, получил скользящий удар в грудь. Потеряв равновесие он запутался в собственных ногах и упал плашмя на пол. Брату - сокрушителю осталось только наклониться и нажать на одну из болевых точек, дабы парень больше не приходил в себя сегодня.
Развернувшись, Алексис увидел, как на полу постанывая и корчась, лежат два парня, даже не помышляющих о продолжении схватки с ним, а лавочница, так и не освободившаяся от цепи, ползком пыталась добраться до камина, сжимая в зубах последнее полено. Быстро подойдя к ней клирик ударом ноги выбил полено, а вместе с тем пару зубов, изо рта обезумевшей женщины. Наклонившись и оттащив её подальше от камина, Алексис вернулся к своей сумке и извлёк из неё фляжку с освященной водой. Затем, откупорив её, клирик вылил всё её содержимое в камин, тщательно поливая каждый оставшийся язык пламени, пока те не угасали.
Неслышимый обычным человеком стон прокатился по всему дому. От этого стона проседали и искривлялись стены, трескались полки и стёкла в окнах, а все обитатели дома замерли. Даже Алексиса ненадолго охватило оцепенение. Странное чувство, не то пустоты, не то чувство осознания неожиданной свободы разлилось по всему помещению. Непередаваемая смесь эмоций прокатилась по клирику в этот миг. Но всё это быстро прошло, и обернувшись он поразился не меньше. Вместо молодой женщины, в цепях была старуха с потухшим взором, вперившимся куда-то в пространство, а вместо мальчишек были взрослые мужи, годы которых уже клонились к старости. Это вселяло...нет, не ужас, скорее опасение и даже некоторое презрение.
Люди воспользовались магией, чтобы продлить отпущенные им годы. Алексис знал, что редко какой служитель его ордена оживал до преклонного возраста, ведь сколь сильны они не были, всегда находилась какая-нибудь тварь из самых потаённых уголков Тьмы, которая находила брешь в защите сокрушающего. В осознании этого факта растили всех неофитов ордена, так что клирикам, зачастую, претило желание людей всеми силами пожить подольше. Алексис не был исключением из этого правила, так что презрение своё он даже не стал как-то оправдывать перед собой.
Дальнейшие три дня тянулись долго, но прошли быстро, а главное - принесли довольно неожиданные плоды. Связав всех жителей дома молодой клирик отправился в храм, рассказать настоятелю о случившемся и попросить помощи в расследовании. В храме его встретили возгласами не то удивления, не то ужаса, но даже самые спокойные из тех, кто в нём был, спешили осенить себя святым знаком. Первоначально Алексиса это удивляло, но заметив своё отражение в полированной поверхности подсвечника он понял причину такой реакции. Виски юного клирика покрыла седина, а под ввалившимися глазами залегли мешки, как будто он за прошедшее время постарел на пару лет. У Сокрушающего Тьму уже были подозрения на этот счёт, но он оставил их на потом. Настоятель храма, поразившийся произошедшим в Алексисе изменениям уже вслух и практически не стесняясь в выражениях, оказал всю возможную поддержку в расследовании, первым делом отправив в дом лавочницы доверенных людей из послушников храма и городской стражи, благо капитан этой самой стражи как раз был у настоятеля, то ли в гостях, то ли на частном акте причастия. Молодой клирик предпочёл закрыть на это глаза и попросил выделить ему комнату, чтобы привести себя в порядок перед допросом, который, как Алексис планировал, будет проходить через пару часов. Комнату ему выделили, но допрос пришлось отложить на следующий день, потому как сокрушающий банально заснул, стоило ему присесть на край стоящей в довольно уютно обставленной комнате кровати.
На следующий день Алексис проснулся ближе к полудню, пропустив все возможные служения, но никто так и не осмелился беспокоить уставшего служителя ордена. Умывшись, молодой человек посмотрел на своё отражение в небольшое зеркало, которое он постоянно возил с собой, дабы бриться со всеми удобствами. Увиденное немного подняло его настроение. Седина никуда не пропала, но все остальные изменения ушли, разве что в уголках глаз появились небольшие морщинки. Посвежевший и отдохнувший он отправился сначала к настоятелю, а потом, в сопровождении самого настоятеля, к капитану стражи и уже там, взяв с собой ещё полдюжины человек, они втроём отправились в городскую темницу, куда поместили всю семью почившего гонца.
В ходе допроса, кое-как достучавшись до ослабевшего разума Ренкит, выяснилось, что заколдован был камин, что это было не то чтобы проклятие, но кране несправедливо, как показалось лавочнице. Алексис и настоятель же сочли это достаточно поучительным инцидентом. А вот почему состарились её сыновья, Ренкит даже не подозревала. В этот момент Алексис и озвучил свои подозрения, каждый, кто хотя бы раз подкармливал огонь в камине, становился зависимым от этого огня. Доказательством тому были не только произошедшие с клириком изменения, но и истории, рассказанные близнецами, в которых они сами следили за огнём и подбрасывали в него дрова. Всё расследование тщательно записывал тюремный секретарь и Алексис попросил сделать ему копию для предоставления отчёта магистрам ордена.
Семью отпустили, но посоветовали не связываться с магами и чаще заглядывать в храм. Честно сказать, Алексису было абсолютно всё равно, что случится с лавочницей и близнецами. После многочасового допроса он чувствовал себя вымотанным и уставшим, да и неожиданное старение забрало много сил, так что единственным его желанием было скорее вернуться в обитель ордена Сокрушающих Тьму.
На следующий день рано утром Алексис отправился в столицу. Ему предстояло еще писать отчёт.