— Откуда ты взял это «Изида», я тебя первый раз вижу! Палки в колёса хочешь вставить?
— Не первый! Ира, мы с тобой работаем уже полгода. Давай начистоту, что ты пытаешься скрыть? Тебе стало хуже, — приближается он ближе к камере, будто пытаясь рассмотреть её лучше, — или я просто не вовремя позвонил?
Изида уже сомневается — не послышалось ли ей?
Вроде с дурой этой набитой говорит. А зачем?
— Зачем со мной говоришь?
— Затем, что ты нуждаешься в этом. В прошлый раз ты рассказала о чувстве одиночества и некоторых своих страхах. Что-нибудь изменилось с того времени?
— А что с одиночеством? Что это такое? — Изида хмурится. — Оно для слабаков. А как без него, как иначе? Рядом с собой держать, ждать удара в спину? Враг всегда остается врагом.
— А почему именно враг? Зачем рядом держать врага, а не друга?
— А бывают друзья? Что ты меня смешишь, маленькое лицо?
В ответ он смеётся.
— А с чего вдруг ты видишь в каждом врага? Тебя часто предавали?
— Ошибаешься! Того предают, рожа пьяная, кто польстился на дружбу, а я никому не позволяла подходить близко. Рядом могут быть только рабы и то — за ними глаз да глаз нужен.
— Но ради чего такие жертвы, Ирочка?
— Чтобы никто не предал? Как ты не понимаешь? И часто ты ей вот так звонишь? Зачем? Любовник?
— Психолог, — важно тычет он пальцем вверх. — Но, закрываясь настолько из-за страха, ты можешь пропустить или потерять друга. Стоит ли оно того? Все порой ошибаются в людях, но нужно находить в себе силы верить и надеяться дальше. Не позволять себе закрываться самой в себе, лишая себя радости и счастья.
Изида хмыкает.
— И это по твоему, псинах, стоит моей жизни?
— Для некоторых, — философски замечает он, — это и есть смысл жизни. А для тебя, что является им?
Притворяться овечкой больше смысла нет, болтовня ничему не мешает, так что Изида устраивается поудобнее и принимается рассказывать.
— Выживание. Даже не, не так. Свобода! Я поняла, что не хочу и не стану слушать других, выполнять приказы, это противоречит моей сути, смерд... И верность, да. Верность себе. Потому что это хорошо.
— И в итоге до самого конца ты хочешь быть... скована этим? Ограничена? Но как же тогда свобода, о какой свободе идёт речь?
— Если я не хочу прогибаться и если дорожу своей шкурой, значит, скована? Ничего не скована! Даже раскрепощена! Настолько, что попала в это огромное тело Ирочки! И с чего бы именно в это? Засада... Уже давно прожёванная засада.
— Чтобы... увидеть, чего тебе не хватает? Знаю, звучит странно, но ты никогда не задумывалась, почему ты сейчас именно здесь? Что хочет сказать тебе судьба? Чего хочешь на самом деле ты?
— О! — хлопает она по одеялу. — О! Ещё как задумывалась, ещё как! Я здесь из-за того что этот рыжий пёс, скотина, Анд, не отваживал от меня свои войска на протяжении долгой, сложной войны. И потому что ещё один плут перенёс меня не туда! И кто тут виноват, я?
Психолог хмурится, пытаясь увязать всё это в одну картину с тем, что уже успел услышать от неё.
— Не совсем понимаю этой метафоры... Но вот, что скажу — не было бы слабостей, не было бы страха. А слабости не всегда, но порой являются всего-то нашими желаниями. Какая у тебя слабость?
— Ты о чём, требушка? Какие могут быть слабости у правительницы Эзенгарда? Нет их.
— Тогда почему? — загадочно и глубокомысленно вопрошает он и замолкает, снова поправляя очки.
— Потому что я идеальна? Что ты во мне блох выискиваешь? Смотрите на него! Сидит ночью, появляется, и блох выискивает. У воительницы великой! Блох!
Психолог молчит, под его ногами снова звенят бутылки.
Молчание затягивается. И тут он спохватывается.
— Задумался, прости. Так о чём ты хотела бы поговорить? Допустим, слабостей нет, желаний тайных нет, от страха быть преданной, ты избрала защиту — одиночество. Так что тогда, всё устраивает теперь?
— Да, — она ухмыляется. — Как меня может не устраивать моя жизнь, как я сама себя могу не устраивать, дурачок! А вот кто мне не нравится, так это овца Ирка!
— Ага, непринятие себя...
— Чего?
— Тебе не нравится то, какая ты.
— Я только что сказала, что мне всё нравится! Ты плохо слышишь через железяку?
Психолог цокает языком и качает головой. Икает, и вдруг чему-то радуется.
— А Анд, или как его там, это кто?
— Мой враг. Единственный достойный враг. Жить которому осталось недолго... Но скучать не буду, поверь, психир.
— А чем же ты ему не угодила, что он стал враждовать с тобой?
— Хочет мою землю, мою власть. Как и все.