— Зачем тебе? Ты же понимаешь, что точно так же будешь служить мне? Это не отменит ни одна сделка, Кер, — без умысла зовёт она его так, как привыкла Ира.
И он словно врезается в невидимую стену.
— Да не ради этого я! Это жестоко, госпожа, — шипит он с откровенной обидой в голосе и болью. — Жестоко напоминать, что никогда мне не уйти... туда! Я просто хотел не скрываться, в каком-то смысле, тоже править здесь! А вы... Вы... — он хочет нагрубить, хочет... сделать что-нибудь, но связь их мешает, и Алукерий застывает, зажмурившись. Чувствуя себя обессиленным и сломанным.
— Да о чём ты вообще? То один мужик чего-то хочет, то другой! А по хорошем вас бы, баранов, обоих прирезать! Если бы не Литора, я бы так и сделала!
Алукерий смотрит на неё упрямо.
— Просто дайте мне обещанное. И забудем.
— Прошлый советник долго не прожил, — улыбается она. — Хорошо, демон. Будешь новым советником. Доволен?
Он расплывается в улыбке, что оскал, глаза блестят. Будто от слёз...
Анд же взирает мрачно.
— Рога бы ему отломать, твари... Но если речь пошла про обещания... Изида, а где Пёсель?
Алукерий при этом, отчего-то, опускает глаза и думает поскорее убраться прочь.
Изида, порядком взбешённая происходящим, оборачивается на Анда.
— Кто?
— Я обещал за собакой присмотреть. И руки, — смеётся хрипло, — мыть. Потому что есть какие-то, эм... Макрабы.
— Микробы, — кивает Кер. — И бакарии. Бактарии. Бакирии?
— Бывал, — кивает Анд, — я в Бакирии. Такой себе город, разруха полная.
— Да? — изгибает Алукерий бровь. — А да, — тянет он, — что-то я слышал, верно. А разве же его не смыло волной?
— Нет, пара домов осталось, они обустраивались, когда я бывал там.
— Закрыли рты! И чтобы эти три дня ни звука от вас!
Изида, взглянув на Анда последний раз, выходит из его покоев.
***
Она спускается в темницу, чтобы освободить ту, которую сюда затащила Ирочка.
Жируха оказалась не такой уж и размазнёй, как Изида думала, судя по слухам...
Рисс живёт тут неплохо, и Изиде не хочется думать о том, каким образом она этого добилась. В темнице рыжей красавицы стоит кровать, на стуле тазик с водой для умывания, на полу объедки на подносе, по которым видно, что еда была с барского стола...
— ШабалдА... — подходит Изида ближе к прутьям.
— Что? Госпожа... То есть... Я от своих слов не отказываюсь! Слова ваши непонятные вас выдают...
Рисс подходит ближе и плюётся.
— Не стала бы моя повелительница вести себя как влюбленная курица.
Изида ухмыляется, синие глаза её сверкают в полумраке.
— А как бы она вела себя?
— Достойно! И за дерзость, уж точно, перерезала бы мне горло, а не закинула сюда! Корова...
Изида смеётся.
— Эту-то ошибку я и пришла исправить. Давно пора тебя казнить, ждала предательство и вот оно — на лицо...
Рисс сглатывает, всматривается в гостью глазами, привыкшими к темноте. И... отступает на шаг, а затем падает на колени.
— Помилуйте, Тёмная Госпожа! Это не предательство... Я беспокоилась о вас, не знала что делать, пыталась выяснить, но сама! Я никому не говорила, ведь не понимала, в беде ли вы, или у вас есть какой-то план...
Изида качает головой.
— Как я могу быть в беде? Веры у тебя нет в мою удачу, моё могущество?
— О Госпожа! Есть, конечно! Простите меня! Я ваша ученица, и очень дорожу этим... Я всегда хотела ровняться на вас, как же мне в вас не верить? Хотите, хотите... я снова подаю лягушку для вас?
Изида демонскими силами отворяет решетчатую дверь.
— Хочу...
Рисс кидает в её объятья, забывшись от радости.
— Вы вернулись, Госпожа...
Признаться, девка ей как дочь. Только больно красива, это не хорошо...
— Будешь носить маску, дам тебе задание...
Пока они поднимаются наверх, Изида делится мыслями:
— Посмотрела я в другом мире кое-что. Про внутреннюю женскую богиню. И... мигание цветочком. Но это всё блажь, мигать я не буду, а вот богиней, почему бы не стать? Богиней...
— Чего?
Изида передёргивает плечом.
— Скажем, ярости. Или льда. Или тогда богиня огня обидеться? Мда... Богиней Гнева, значит... Что-то слышала про таких, а ты, Рисс, будешь моей жрицей.
— Правда?
— Да, будешь носить маску и балахон и будешь псих. Психеей? Как-то так.
— А? Это как?
— Будешь спрашивать у людей, как у них дела и брать за это деньги, а деньги в казну! Поняла?
— Да, госпожа.
— Ещё хочу распорядиться, чтобы все старухи, если не хотят умереть, пекли булки. У них это хорошо получается.