В течение года заразила несколько мужчин, но лечиться не хотела, и когда исполнилось восемнадцать, ее арестовали.
Прочитал приговор: на суде признала себя виновной, и ей дали шесть месяцев общего режима.
Посмотрел справку об освобождении, паспорт на новые часы… Она пять лет бережно хранила фотографию юного Сергея.
Развернул свои письма. На первом, поперек листа, на полях, сделана рукой Вериной мамы приписка: «Вспомнил через пять лет». Мать это письмо посылала ей в зону.
В конверте с его письмом тетрадный лист. На нем два адреса: женщины из Кемерово, и пермский, лагерный. Переписал адреса.
«Вера-Верочка, кем ты была. Но ведь тебя такой сделали. Боже, какая постылая, какая мерзкая жизнь!»
Уснул поздно, а проснулся вместе с Верой. Мать на кухне.
— Милая, доброе утро.
— Доброе утро, — вяло ответила она.
— Пойдем покурим, — сказала она после завтрака.
Раз мать дома, они — на улицу. Недалеко профтехучилище, и они зашли на его территорию, между мастерскими, в закуток. Закурили.
— Верочка, ты согласна за меня замуж?
— Не знаю.
— Милая, голубушка, прости меня, я вчера вечером посмотрел твою сумочку…
— Ну, — сказала она и внимательно посмотрела.
— Я прочитал бумаги…
Она часто затягивалась, смотря мимо него.
— Ну и что?
Он молчал.
— Да, я обманула тебя. Да, я сидела по сто пятнадцатой. Что из этого?
— Милая, мне не важно, по какой ты сидела, мне важно, что я тебя люблю и предлагаю выйти за меня замуж.
Она молчала.
— Милая, не стесняйся, об этом никто не узнает. Я не спрашиваю, как это получилось, но если расскажешь, послушаю. И не осужу.
Она затянулась несколько раз.
— А-а, так получилось. Я после восьмого класса с Розой Шмидт поступила в Тюмени в медучилище. Ты помнишь Розу Шмидт?
— Помню, даже очень хорошо. Невысокого роста, симпатичная, грудастая. Она с тринадцати лет вовсю гуляла с падунскими парнями.
— Ну вот, поступили мы с ней учиться. А как-то осенью я попала на гулянку. Ко мне привязался парень. Мы остались в комнате одни. Он хотел меня. И приставал полночи. Я подпитая была и плюнула на все. А, думаю, раз хочет, то на. Вскоре бросила училище и поступила работать. Потом от одного заразилась. Потом сама заразила другого. Меня вызвали в диспансер и сказали, чтоб лечилась. Но мне, понимаешь, было стыдно. Меня сильно любил Стаська Баринов, он тоже в Тюмени учился, ты знаешь его?
— Знаю. Толстоморденький.
— Он здорово меня любил. Узнав, что болею, два раза водил в диспансер. Но я не хотела. Он плакал, ты понимаешь, плакал, уговаривая меня лечиться. Милиция хотела посадить, но мне не было восемнадцати. Потом, когда исполнилось, взяли. Вот и все. Видишь, какая я нехорошая, разве можно меня любить?
— Можно. И я люблю. А это надо просто забыть. Выходи, выходи за меня замуж.
— Не знаю, просто не знаю. Извини, я сейчас ничего не скажу — Она помолчала. Ну а освободившись, получила паспорт и скорее из дому, к Жене, к тебе, значит. Она улыбнулась. Там я жить не захотела.
— Отец с матерью вдвоем остались?
— Нет. Брат с ними живет Он тоже недавно освободился. За хулиганство два года отсидел.
Коля подумал «В вологодской тюрьме мечтал, при каких невероятных обстоятельствах мог бы встретиться с ней. А ведь мог бы! Ее посадили в апреле, а я освободился в июне. Если б отправили в тюменскую тюрьму, мог бы там ее увидеть, только не узнал бы. А с братом мог сидеть в одной зоне, если б отправили в Тюменскую область. Она б к нему приехала на свиданку, и я бы встретился с ней».
Выкурив еще по сигарете, пошли домой. Мать собиралась к дочери. У внучки день рождения.
— Приходите часам к пяти, — сказала мать, уходя.
Он сел на диван и обнял Веру.
— Не надо…
Вечером пошли на день рождения. Выпив вина, она повеселела и болтала с колиными племянницами. Но когда пришли домой, вновь стала грустной.
Утром ушел на работу — Вера спала. Вернувшись, застал веселой. В вечернюю школу опять не пошел.
— Голубка, ты весь день была одна. Надумала чего-нибудь?
— Я могу остаться в Волгограде, но замуж выходить не буду. Раз любишь меня, устрой на работу и помоги прописаться.