— Куда?
— В Кемерово.
— К кому?
— К родственникам.
— Еще раз говорю: согласишься замуж за меня — у нас и пропишешься. А на работу устроишься, куда захочешь.
— Я сказала: замуж за тебя не пойду. Все, завтра уезжаю.
Утром мать разбудила Колю и ушла на работу. Комнату освещала настольная лампа. Натянув брюки, шагнул к дивану и посмотрел на Веру: она лежала с закрытыми глазами, но не спала.
— Что уставился? — она открыла глаза.
— Вера, Верочка, зачем ты так?
Она уперла взгляд в холодильник.
— Ну что, Вера?
— Что-что, я тебе вчера сказала что.
— Значит, уезжаешь?
— Отвернись, я оденусь.
— Верочка, — он подошел к дивану.
— Отойди и отвернись.
Коля сел на стул к ней спиной. Она оделась.
— Сейчас еду на вокзал.
— Я провожу тебя.
— Не надо.
— Провожу и куплю билет.
Она промолчала.
— Пойду позвоню на работу, скажу, что беру ученический, — сказал он и, взяв сумочку Веры, достал документы.
— Пока хожу, будут у меня. Чтоб без меня не уехала.
— Собираемся. Давай документы, — сказала Вера после завтрака.
— Никуда документы не денутся. Верочка, может, останешься?
— Я сказала: нет.
— Милая, я понимаю, ты уезжаешь. Верочка, — он подошел к ней и протянул руку, чтоб погладить, но она отступила к буфету.
— Не надо.
— Милая, сейчас ты поедешь, и я провожу тебя. Но перед отъездом я хочу тебя, хочу очень. — Он приблизился к Вере, и отступать ей некуда. Сзади буфет, справа шифоньер, слева стена.
— Но я не хочу, ничего не хочу.
— Вера, Верочка, — нежно шептал милое сердцу имя, — Верочка…
— Отойди!
«Лучше б оттолкнула или обругала, или сказала, что не любит и потому не хочет. Раз она не говорит — скажу я. Оскорблю, чтоб не было к ней возврата».
— Вера, а ты не думаешь, что я могу с тобой в Кемерово поехать?
— Зачем? Я тебя с собой не возьму.
— Да, конечно, я не поеду с тобой. Зачем? — Он помолчал. — Вера, понимаешь, кем ты для меня была? А кем останешься? Я заместо иконы на тебя молился, а сейчас, сейчас на кого мне молиться? Тот идеал, о котором столько мечтал, тает на глазах. Не представляю, что было бы со мной, если б ты приехала ко мне той чистой девушкой, похожей на юную Веру, о которой мечтал, и, посмотрев на меня и выслушав, сказала: «Я все тебе прощаю», и, пробыв у меня несколько часов или дней, поехала в Кемерово, То есть, чтобы у нас с тобой ничего не было и чтоб ты даже не разрешила к себе прикоснуться. Тогда бы рванул за тобой не только в Кемерово, но и на край света. А так, как вышло, к лучшему, потому что ты убила юную Веру, оставив образ распутной девки. Ты меня ни во что не ставишь. Да, ты симпатичная, но девчушка Вера была красавицей. Как ты изменилась! Может, и осталась бы ты в Волгограде, и вышла бы за меня замуж, будь у меня квартира и хорошая зарплата. А ты уезжаешь в Кемерово искать счастье. Что ж, желаю его найти. Я потерял тебя юную, хотя ты моей не была. Это время посмеялось надо мной, изменив до неузнаваемости тебя. Но я благодарен, что ты родилась, и я столько лет к тебе стремился. Ради тебя выжил и освободился. Вот за это спасибо. Спасибо даже не тебе, а твоим родителям: они родили тебя такой, какую я полюбил в пятом классе. А ты издевалась надо мной, с Генкой хотела сбежать. Ну скажи, скажи, что не хотела с ним сбежать?
У Веры глаза заволокло слезами. Она стояла, потупившись, и смотрела Коле в грудь.
— Ничего я Генке не говорила. Врет он.
— Аха, врет. Ну допустим, что врет. Но любовную записку написала ему ты.
Она неслышно плакала, и ее черные глаза серебрились.
— Не отвечаешь. И парню в зону при мне писала — травила меня. И настроение по три раза на день менялось. В первый день была ласковой и меня хотела, а потом будто бес в душу залез, став девчонкой-недотрогой с повадками змеи. Сколько в тюрьмах я видел людей, и многие из-за вас, женщин, сидели. Что ж, езжай в Кемерово, ищи счастье там.
Он замолчал, Вера плакала. Ему казалось — достаточно оскорбил. Сел за стол и достал ее документы.
— Здесь твоя фотография. Прости, ты не подаришь ее?
— Нет, — она подошла к столу.
— Если не хочешь дарить, просто оставлю себе. Фотографии Жени — Сережи тебе нужны?
— Оставь.
— Нет, не оставлю. Ты его никогда не видела. И письма свои заберу, вернее, порву.
И он порвал свои письма.
— Тогда отдай мои.
Он встал, не выпуская из рук документов, и достал ее письма.
— Так, на два, последние.
Она тоже порвала.
— Давай и то.
— Нет, первое, — ему шестой год, — не отдам. Жаль, его не было со мной в тюрьме. Хотел выучить.