Было решено, что первый корабль компании должен быть построен по проектам Брюнеля Уильямом Паттерсоном из Бристоля под руководством строительного комитета, состоящего из Гуппи, Клакстона и Брюнеля. 28 июля 1836 года Паттерсон установил кормовую стойку корабля, и всякий раз, когда Брюнель приезжал в Бристоль по делам железной дороги, маленький комитет собирался и обсуждал детали своего трансатлантического соперника в дымке сигарного дыма до глубокой ночи. Хотя судно должно было быть построено из дуба традиционными методами, оно должно было быть больше, чем любой пароход, построенный до сих пор, и Брюнель настоял на том, чтобы придать его корпусу большую прочность, особенно в продольной плоскости, чтобы он мог без напряжения выдержать самые сильные атлантические штормы. Его каркас был построен по усовершенствованному принципу, который впервые разработал сэр Роберт Сеппинг, геодезист военно-морского флота, и его ребра были такими же массивными, как у линейного корабля. Она была тесно скреплена железными и деревянными диагоналями и полками, а по всей длине нижней рамы проходил ряд железных болтов диаметром 1 дюйм. Все бревна были кианизированы, а корпус обшит медью.
Для приведения в движение такого корпуса потребовались бы морские двигатели беспрецедентных размеров. На тендер было приглашено несколько фирм, но Брюнель посоветовал компании принять спецификацию, представленную фирмой Maudslay, Sons & Field, поскольку, как он справедливо отметил, эта фирма была самым известным и успешным производителем морских двигателей в то время. Двигатели Модслея были обычного типа с боковым рычагом и двумя цилиндрами, каждый из которых мог приводить в движение одно лопастное колесо или оба; отсюда и термин "пара двигателей". При рабочем давлении пара в 5 фунтов на кв. дюйм получалось 750 л.с., что вдвое больше, чем на любом корабле на плаву. Пар подавался из четырех дымовых котлов общим весом 100 тонн.
Когда двигатели были законтрактованы, а корпус корабля уже стоял в доке Паттерсона, в Бристоле появился тот странный персонаж, который, подобно хору в каком-нибудь бурлеске греческой трагедии, мог существовать только для того, чтобы внести неправдоподобную комическую разрядку в историю жизни Брюнеля. В августе 1836 года доктор Дионисий Ларднер прибыл в Британскую ассоциацию, чтобы выступить на тему трансатлантического пароходства. Как обычно, ученый человек привел цифры, которые доказывали, не боясь противоречий, что это невозможно сделать. Возьмем судно в 1 600 тонн, оснащенное двигателями мощностью 400 лошадиных сил, - убеждал он аудиторию. На каждую лошадиную силу приходится по 2⅓ тонны, поэтому на судне должно быть 1 348 тонн угля. Добавьте к этому 400 тонн, и судно должно нести груз в 1 748 тонн. Я думаю, что при всех обстоятельствах было бы пустой тратой времени говорить больше, чтобы убедить вас в нецелесообразности прямого рейса в Нью-Йорк... Не успела лекция закончиться, как Брюнель, находившийся в аудитории, вскочил и вызвал доктора. К сожалению, не сохранилось никаких записей об этой битве умов, но говорят, что даже его силы не смогли противостоять воздействию на аудиторию догматических заявлений Ларднера и цифр - всегда этих волшебных цифр, которые никто, кроме Брюнеля, не смел подвергать сомнению, - которыми он их подкреплял. И снова инженеру предстояло доказать теоретику, что он не прав, практической демонстрацией.