С того момента, как под его карандашом появилось подобие великого корабля, казалось, что он завладел телом и душой своего создателя. Оно стало всепоглощающей страстью, которой он посвятил себя полностью, не обращая внимания ни на здоровье, ни на состояние, ни на семью. Медленно, но верно она вытеснила из его сознания все остальные заботы. Впечатление, которое он произвел на своих близких друзей в этот период, и их забота о нем ярко переданы в письме, написанном ему его шурином Джоном Хорсли, теперь уже не молодым художником и путешественником своей юности, а убитым горем вдовцом, только что потерявшим жену и двух маленьких детей от скарлатины.
Я умоляю вас [писал Хорсли] подумать о том смертном часе, который рано или поздно должен настигнуть вас, и о том, сможете ли вы в этот ужасный момент с удовлетворением взглянуть на свою жизнь, которая была почти беспримерной преданностью вашей профессии, в слишком большой степени исключая то, что причиталось вашему Богу и даже вашей семье, и совершенно не заботясь о своем здоровье...
Мой дорогой друг, принесет ли все это тебе покой в конце концов? Дает ли это вам покой сейчас? Разве даже то, что вы жертвуете своим здоровьем и силой, не помешает вам насладиться (если вы доживете до этого времени) тем, что вы накопили, в то время, когда вы, возможно, предложите себе прекратить свои труды?
Но это, конечно, соображения для этого мира. Что же ваш могучий разум решил для следующего?
О мой дорогой Изамбард, не бросайте это на произвол судьбы из-за усталости от того, что у меня нет сил писать на эту тему. Пойдите к тем, кто это сделал, обсудите это с ними и спросите , является ли ваш образ жизни таким, чтобы дать вам разумную надежду попасть в Небесные чертоги.
... Я помню наш разговор в Уоткомбе, в котором я с радостью услышал, как вы решительно (и я знаю и уважаю вашу полную правдивость и искренность) говорите о действенности молитвы. Поэтому пусть я ошибаюсь, считая, что вы пренебрегаете частной преданностью!
Если бы вы только привлекли свой мощный интеллект к теме, содержащей "одну необходимую вещь", я уверен в результате.
В вашей натуре столько добродетели и совершенства, что, если бы не роковая привычка, вы должны быть религиозным человеком. До последнего вздоха я буду умолять вас положить это на сердце.
Господь Всемогущий благословит эти слабые слова и обратит вас к Нему, - такова искренняя ежедневная молитва, и будет таковой до конца моей жизни, о
Ваш самый привязанный,
J. К. Хорсли.
Хорсли находился под сильным эмоциональным напряжением, когда писал это трогательное обращение, и именно в уверенности, что его собственная смерть близка, он добавил надпись: "Будет передана после моей смерти". На самом деле, если бы он знал об этом, его ждала долгая жизнь в большом счастье со своей второй женой, и к тому времени, когда он умер в зрелом возрасте восьмидесяти семи лет, прошедшие годы уже давно смягчили воспоминания о той мучительной утрате, из-за которой он писал. Поэтому Брюнель так и не прочитал его письмо. Но даже если бы он его прочитал, оно вряд ли произвело бы желаемый эффект. Он до такой степени напрягся, чтобы встретить и преодолеть предательство, враждебность, насмешки и всевозможные невзгоды, чтобы выполнить свою задачу, что никакие призывы такого рода не могли до него дойти. Поддаться хоть в малейшей степени на подобные уговоры теперь означало бы для него признание поражения.
Тем, кто был ему близок и дорог, должно быть, казалось, что он одержим своим великим кораблем, но это не значит, что эта одержимость, если она была, каким-то образом ослабляла его инженерный гений и рассудительность. То, что, несмотря ни на какие другие неудачи, ни на какие болезни тела или духа, которые могли тайно поразить его, эти великолепные способности оставались непоколебимыми, выяснилось в последние две недели января 1858 года.