В перерыве Зина не пошла гулять, — боялась надеть туфли. Сказала Алексею, что хочет посидеть, устала. Алексей принес ей мороженое в бумажном стаканчике.
Но если можно было не трогаться с места во время перерыва, то когда матч окончился, хочешь не хочешь, а встать и идти надо. Зина попробовала надеть туфли, — не могла. Алексей понял, в чем дело. Он сказал:
— Снимайте чулки и шагайте босиком.
— Неудобно.
— В таких железных сапогах ходить — действительно неудобно. Босиком очень удобно. Хотите, тоже разуюсь, из солидарности?
Пока они выясняли, как же быть, трибуны опустели.
— Нет, я все–таки попробую идти, как все люди ходят. — Зина, морщась и прикусывая губы, всунула ноги в туфли.
Кое–как они спустились с трибуны. Алексей поддерживал Зину под руку. Дошли до гимнастического городка. Зина остановилась:
— Не могу, Алексей Ильич. Идите один. Я потом.
— На предательство толкаете? — Алексей улыбнулся. — Разувайтесь, ей–богу, ну что вы, Зинаида Павловна! В своем отечестве.
— Дайте передохнуть. Сейчас пойдем.
— Ладно, отдыхайте. А я пока попробую вас развлечь.
Алексей снял китель, подпрыгнул и крепко ухватился за перекладину турника. Белая майка плотно облегала его грудь, на бронзовых от загара сильных руках выступил каждый мускул. Алексей подтянулся, перекинул тело через перекладину, сделал какие–то быстрые движения, встал на руки вертикально, задержался так секунду–две, и затем все его тело махнулось вниз, снова вскинулось над перекладиной, — он крутил «солнце», описывая круг за кругом.
«Пятнадцать», — насчитала Зина, когда Алексей спрыгнул на землю. Ну что же, Виктор Ильич, пожалуй, не умеет и не умел крутить «солнце», не играет он и в футбол, — и это хорошо. Зине, с ее непоседливым, вспыльчивым характером, с ее торопливостью должен был нравиться и нравился человек уравновешенный. Зину привлекало в Викторе то, чего не хватало ей, — способность спокойно обдумывать любое жизненное положение, не выходить, как говорят, из себя, не теряться и в то же время не слишком увлекаться, способность анализировать каждую вещь и каждое явление.
— Ну как? — спросил Алексей, надевая китель.
— Очень хорошо!
Они прошли еще шагов пятьсот — до того места, где стояла небольшая, но плотная группа молчаливых, сосредоточенных людей.
— Что они там делают, Алексей Ильич?
— Штангу выжимают, — ответил Алексей небрежно. — Медвежий спорт.
Он взял Зину под руку, хотел провести ее мимо штангистов, потому что узнал того, кто находился в центре группы. Но Зина тоже увидела — там был Виктор. Она подошла ближе и долго наблюдала, как Виктор то одной рукой, то двумя руками, то медленно, то рывком поднимал с земли и выжимал над головой стальную ось с надетыми на концы чугунными дисками; ему добавляли диск, два, три, и он выжимал.
— Могуч Журбин! — сказал кто–то.
— А вы что говорили о Викторе Ильиче? — Зина с укоризной оглянулась на Алексея. — Зачем же вы?
— Все равно он мешок у нас. — Алексей не нашел лучшего ответа.
Виктор бросил штангу на землю — земля дрогнула; распустил рукава сорочки, закатанные до локтя, утер влажный лоб. Вставляя запонки в петли манжет, он заметил Алексея с Зиной. Приветливо улыбнулся Зине, вышел из круга.
— Футбол смотрели?
— Да. — Зина протянула руку, но Виктор показал ей свою испачканную ладонь.
— Извините, Зинаида Павловна, маленько не того… Грязноват наш Витя бедный. Пойдем вместе, или у вас своя компания?
— Какая компания! — заговорил Алексей. — Придется нам с тобой, Витя, нести Зинаиду Павловну на руках. Туфельки жмут.
— Туфельки? Ну что ж, понесем, — весело согласился Виктор. — Как носят раненых. Возьмемся вот так… Давай, Алешка, руку… Понесем.