Он выскочил далеко в волнах, и только тогда Зина поняла, что случилось несчастье. Загребая одной рукой, Алексей толкал впереди себя ту длинную доску, которую до него пытались толкать люди под кормой. Ее заворачивало к берегу, Алексей тоже заплывал в сторону, выравнивал доску и продолжал гнать туда, где кончалась полоса света.
Илья Матвеевич слез с клетки, грузно пробежал по воде и пошел вверх по стапелю.
— Что случилось, Илья Матвеевич, что? — Зина перехватила его на пути, крепко вцепилась ему в рукав тужурки.
— Люди гибнут, — ответил он, не останавливаясь.
— Кто, кто, Илья Матвеевич? — Зина трясла рукав, не слыша, как трещит под ее пальцами намокшая ткань.
— Зубарева смыло. Плотника.
— Какой ужас! А где Виктор Ильич? Я не вижу его.
— Там. Тоже. Надо катер вызывать.
У Зины дрогнули ноги. Илья Матвеевич скрылся в будке вахтеров, где был телефонный аппарат, — она хотела броситься туда, где был Виктор, но почувствовала чью–то руку у себя на плече. Оглянулась. Бригадир такелажников говорил ей:
— Поставили тросы, товарищ инженер. Держатся. Теперь по левому борту опасно. Может, еще одну оттяжку, возле сорокового шпангоута, поставить?
4
Дождь утихал. Радио объявляло по всему заводу о положении воды. Рупоры кричали каждые пять минут: «Сто девяносто один… сто семьдесят девять… сто шестьдесят пять…» Люди уходили с перемычки, с причалов, из–под кораблей; их потянуло к огню, теплу. Только теперь они начинали чувствовать холод, обнаруживали раны, ссадины, ушибы.
Вышли из дока Александр Александрович с Василием Матвеевичем. У Александра Александровича под глазом темнел огромный синяк, глаз опух, — старый мастер ударился лицом о чугунную тумбу; у Василия Матвеевича сзади была разодрана куртка от воротника до полы — зацепило крюком лебедки, по спине ходил ветер, Василий Матвеевич зябнул.
— Цистерну бы сюда со спиртом, сколько бы здоровья людям сохранили.
Скобелев, выйдя из воздуходувки, встретил деда Матвея. Дед стоял посредине Морского проспекта и смотрел на небо, в котором сквозь тучи пробивался свет луны. Это был хороший признак — к тихой, погоде, к быстрому спаду воды.
— Наработался, молодой человек? — спросил дед Матвей у Скобелева. — Моторы подымал? Герой. На–ка хлебни! — Он вытащил из кармана пальто плоскую бутылку. — Хлебни, не бойся! Чаек. Видишь, желтенький какой. Пей, говорят! — прикрикнул он, когда Скобелев стал отказываться. — Простуду задумал схватить?
Скобелев понюхал горлышко, понял, что это водка, которую называют «старкой», зажмурил глаза и, запрокинув голову, сделал несколько торопливых глотков.
— Эй, Вася! — уже позабыв о Скобелеве, подзывал кого–то другого дед Матвей. — Ты с кем, с Александром Александровичем? Нате, ребята, хлебните и вы.
— Гляди, Василий! — воскликнул Александр Александрович. — Только подумать успели — оно и тут! Сохранение здоровья. Завком, что ли, заботится?
— Чего там завком! — сказал дед. — «Тройка» распорядилась. Народ–то прозяб, промок. Эй, Володька! Шагай сюда, лечись, братец, лечись. В медицинском пункте еще сто граммов получишь.
Скобелев, дойдя до самых ворот, почувствовал в теле приятное тепло и бодрость. Уходить с завода вдруг не захотелось, потянуло обратно, к деду Матвею, — поговорить. Но деда на прежнем месте уже не было. Скобелев отправился на медпункт, где выдавали водку. Простая водка на вкус была куда противнее «старки». Но от нее, против ожидания, вовсе не тошнило, а все прибавлялось и прибавлялось бодрости.
Медицинский пункт работал вовсю. Там перевязывали, мазали йодом, вытаскивали занозы, пускали капли в глаза. Нескольких рабочих принесли на носилках, дежурные машины скорой помощи тотчас помчались в центральную городскую больницу. Слышались слова: немедленная операция, кислородную подушку… Не легко сдавалась вода, с ней пришлось выдержать тяжелый смертельный бой.
Скобелев больше не раздумывал: изменилось что–либо в этом бою от его, Скобелеву, участия? Что там раздумывать! Он поднял, спас от воды электромотор воздуходувки. Нет, Скобелев раздумывал совсем о другом, — он раздумывал о том, что долгое–долгое время его угнетало, что мешало ему окончательно расправить спину и развернуть плечи. Ему вот поручили руководство БРИЗом, о его работе в БРИЗе отзываются хорошо, — значит, и о нем самом думают хорошо. И Иван Степанович так думает, и Жуков, и все… Но ведь он может стать еще лучше! Он может в полной мере оправдать такое мнение о себе.